Витёк был любителем устаивать праздники рабочим. Это происходило приблизительно так. В понедельник приходит заказ. Все ждут начала работ, но работать не на чем. Всю неделю необходимого сырья в стране нет, ни в одном регионе. И только в пятницу, желательно вечером, приходит сырье, совершенно неудовлетворительного качества. Технологи отказываются его брать. Директор завода стучит кулаком по столу, говорит речи о саботаже и отсутствии гибкости ума, а затем принимает волевое решение. После чего все выходные кипит работа. В понедельник к утру все готово, благополучно отгружается, а к середине недели сыпятся рекламации и возвраты. Витек на оперативках говорит о том, с каким трудом он достал редкое сырье, и как бездарно технологи его перевели, и предлагает какие-то дорогие добавки, способные спасти ситуацию. Директор хвалит Витька, распекает технологов и начальников цехов. Главный технолог предлагает поменять их с Виктором Владимировичем местами. Но мудрый директор довольствуется только урезанием премии всему тех.отделу. Добавки, найденные прозорливым снабженцем, слегка сглаживают ситуацию. В кармане у Витька прибавляется сразу не одна копейка – и за сырье, и за добавку. Все рады и счастливы.
Слова Коли о предстоящем празднике подразумевали работу в авральном режиме, постоянные изменения в технологическом процессе и прочие сложности. Поскольку работал я здесь уже не первый год, меня трудно было напугать. Хотя радости такой график не добавлял. Коля шел задумчивый, я понимал, что на него тоже лягут дополнительные обязанности.
– Впервой что ли нам эти праздники переживать? – попытался я его хоть немного подбодрить.
Он в ответ лишь махнул рукой, было видно, что он о чем-то задумался. Я не стал больше отвлекать его, шел молча рядом, пока мы не подошли к воротам цеха. Там уже собрались все работники, в ожидании нарядов на предстоящий день. Над ними высился Игорь Викторович. Наш начальник был на голову выше всех, он как-то рассказывал, что за одно лето, классе в восьмом, вырос на двадцать сантиметров. Но даже позвоночная грыжа, полученная при этом, не уберегла его от службы в доблестной Советской Армии, где за рост ему давали удвоенный продпаек. Коля, который тоже был гренадерского сложения, по его рассказам служил в роте почетного караула в Гайд-парке Берлина. Сам я в армию почему-то не хотел, а тут еще и плоскостопие вовремя нашлось. В общем, что греха таить, повезло мне с этим. И жить не мешает, и служить не надо.
– Работаем сегодня неторопливо, соблюдая четко все указания технолога, – говорил Игорь Викторович, обращаясь к работникам. – План, конечно, выполнить надо в срок, но допустить выпуск брака мы тоже не имеем права. И так в последнее время достаточно было возвратов. Каждый знает, какие может допустить нарушения на своем месте, поэтому еще раз повторю – лучше лишний раз переспросите у Юры. Вопросы есть? – Он выдержал небольшую паузу. – Тогда все по рабочим местам. Коля, зайди, пожалуйста, сейчас ко мне, нужно переговорить.
***
Едва ли этот день сильно отличался для меня от всех остальных рабочих будней. За четыре года я полностью втянулся в работу, привык к такому ритму жизни. Поначалу восемь часов для меня казались бесконечным сроком, я для себя дробил рабочий день на более мелкие отрезки – в первые дни по полчаса, дальше по часу. А через месяца полтора полностью привык к тому, что раньше пяти часов вечера и думать не о чем кроме работы не нужно, тогда и время быстрее проходит.
Еще через полгода я полюбил свою работу, свой цех, коллектив. Я уже не мог себе представить свою жизнь без этих людей, без ежедневных восьми часов в знакомой привычной и понятной среде. Даже во время отпуска я не знал чем себя занять. Читать книги целый день – это хорошо, но чего-то не хватало. Пока я занял то место, на котором сейчас работал, я успел попробовать свои силы практически на всех рабочих точках. Так всегда поступали с новичками, чтобы понять, где он сможет лучше раскрыться, работать с наибольшей отдачей. Не без гордости, сейчас вспоминаю, что в результате я оказался на самом ответственном месте. От точности и ритмичности моей работы зависела производительность цеха. Еще я гордился, что спокойно смог бы работать в этом цеху совершенно один без всякой помощи. Я знал, что, как и когда на всех рабочих местах.
За несколько минут до обеденного перерыва ко мне подошел Коля:
– Игорь Викторович хочет с тобой поговорить.
– Прямо сейчас?
Коля пожал плечами и пошел дальше.
Я прекрасно понимал, что начальство всегда право. Проигнорировать разговор я не мог. Но мне не хотелось провести свой обеденный перерыв за душеспасительной беседой с начальником цеха. Что за манера, забирать у работяги его честно заслуженный час отдыха. Если еще вспомнить специфику нашего производства, то это просто издевательство. К сожалению, у нас не шоколадная фабрика, поэтому перед приемом пищи приходилось долго вымывать руки и лицо от пыли и грязи, которыми был наполнен воздух нашего цеха. Респираторы, которые нам выдавали на смену, приходили в негодность через час, и пыль противно трещала на зубах. К тому же под респиратором кожа потела, отчего грязи на лице лишь прибавлялось.
Я, как мог, отмыл лицо и руки и потопал в кабинет начальника. Собственно кабинетом это назвать было сложно – скорее командная рубка, как мы называли его между собой. Неудобная металлическая лестница вела вверх, где почти под потолком на высоте нескольких метров располагалось помещение, две стены которого, смотревшие в цех были полностью стеклянные. Двойная деревянная дверь отделяла кабинет от пыли цеха. Внутри все было тоже по-спартански. Два стола, несколько стульев и огромный сейф, если вспомнить узкую лестницу, то становится непонятным, как он сюда вообще попал.
О возрасте начальника цеха я слышал разное. Одни говорили, что ему едва за тридцать, другие уверяли, что ему через пару лет на пенсию. Выглядел он неопределенно, мужчиной в полном расцвете сил, поэтому точно сказать никто не мог, тем более, что работал он здесь лет пять. Говорили, что с предыдущего места работа его уволил за крупные хищения и чуть ли не воровство, будто он списывал сырье, а потом собственноручно его выносил. Если подумать, то любой из продуктов нашего производства является лишь полуфабрикатом для других химических предприятий, и поэтому непонятно, кому его можно продать. К тому же мне было трудно представить, как всегда аккуратно одетый и брезгливо обходящий всякую грязь начальник цеха вдруг будет таскать пыльные мешки. Он всегда гонял нас за неаккуратно складированное сырье, которое невозможно быстро пересчитать. С таким порядком, каждый из работников мог легко увидеть, не пропало ли что-нибудь.
К слову сказать, сюда я попал благодаря Игорю Викторовичу. Отец Оксаны Иван Иванович был его большим приятелем, и именно он составил мне протекцию. Иван Иванович был человеком хватким, он ничего не делал просто так. С одной стороны он нашел потенциальному зятю хорошую работу с высокой зарплатой, с другой стороны, я чувствовал, что нахожусь под постоянным присмотром. Неприятное ощущение, хотя… зарплата в нашем цеху была самая большая по городу. Конечно, была определенная вредность, но ведь я не собирался работать здесь всю жизнь. Отец Оксаны мне так и говорил: я надеюсь, ты не собираешься быть всю жизнь простым рабочим. И я его заверил, совершенно искренне, что мечтаю поступить в институт. С тех пор прошло уже достаточно времени, но ничего не поменялось…
Я вытер ноги о грязную тряпку возле кабинета начальника, открыл первую дверь, еще раз вытер ноги и постучал во вторую дверь.
– Заходи, – услышал я и уверенно шагнул во внутрь. В «командирской рубке» было довольно тепло, поэтому я автоматически снял шапку.
Игорь Викторович восседал за столом, перед ним дымилась большая чашка с ароматным кофе. На втором столе были разложены какие-то схемы.