— Я бы не сказал, чтобы у тебя когда-нибудь водились большие деньги, Рой, — заметил Билли. — А потом, противно то, что ты на закате жизни взялся судить своих земляков. Это все из-за салуна. Он единственный в этих местах, и по этой причине ты решил, что можешь быть судьей.
— Согласен, что это была своевременная покупка, — важно произнес Рой.
— Ты не купил салун, ты убил его владельца, — напомнил ему Билли. — Тома Сайкса, я знал его. Он сам был таким же головорезом.
— Правильно — поэтому я купил салун за пулю, — согласился Рой. — За три пули, если быть точным. Том совсем не торопился на тот свет.
— Все равно дешево, — настаивал Билли.
— Не так дешево, как за одну, — отвечал Рой. — Беда в том, что я уже не тот стрелок. В лучшие годы мне бы не пришлось потратить столько боеприпасов на Томми Сайкса.
Из-за салуна с Роем необходимо было поладить, но еще больше Билли нужно добраться до Охинаги и сообщить Марии новость, которую он подцепил в Педрас-Неграсе. Поэтому потеря лошади в результате долгого сидения на корточках и охватившей его короткой дремы явилась для Билли большой неприятностью. Но так уже получилось, и ему не оставалось ничего, как только ковылять вперед на своих двоих.
Когда же он, наконец, дотащился до дома Марии, силы у него были на исходе. От долгой ходьбы он был мокрый, как мышь, а голова шла кругом К дому Марии пришлось пробираться среди коз, которые, похоже, считали, что он проделал весь этот путь только затем, чтобы покормить их.
Мария услышала их блеяние и вышла посмотреть, что случилось. Дело в том, что неподалеку от деревни видели пантеру, и Марии совсем не хотелось, чтобы та унесла одну из ее коз. Но козы переполошились всего-навсего из-за Билли Уильямса, вид у которого был такой, как будто ноги уже не держали его.
— Где твоя лошадь? — спросила Мария, подходя ближе, чтобы получше разглядеть его. Она знала Билли Уильямса уже долгие годы. Иногда позволяла ему остановиться в своем доме, потому что он был привязан к ее детям и помогал ей с ними гораздо больше, чем любой из ее мужей. Он любил и ее тоже, но это была не та тема, которую она позволяла ему затрагивать в разговорах.
— Где Джо? У меня плохие новости, — сказал Билли, останавливаясь среди коз. Мария несколько смутила его. Она всегда смущала его, потому что он никогда не мог предугадать, как она его встретит.
— Джо нет. Я не знаю куда он уехал, — ответила Мария.
— Вот не повезло, — чертыхнулся Билли. — Я так долго добирался, чтобы сообщить ему кое-какие новости, что совсем выбился из сил. Я устал, я слепой и старый, и к тому же меня мучит жажда.
— Ты можешь поспать в сарае, — предложила Мария. — Входи, я покормлю тебя и дам кофе. С остальными твоими проблемами я ничего поделать не могу.
— Я бы предпочел бутылку пива, если бы у тебя нашлась, — попросил Билли, ковыляя в дом. — Я редко хожу по жаре да и сегодня не стал бы, если бы не пропала лошадь.
— Я не держу в доме пива, — напомнила Мария. — Ты знаешь это. Если хочешь пива, иди в лавку.
— Что плохого в пиве, — пожал плечами Билли, которому стало не по себе от сурового голоса Марии. Он сам не знал, зачем спросил пиво, поскольку ему было известно, что Мария не держала спиртного. Она была когда-то необыкновенно красивой и, возможно, все еще оставалась такой, но из-за плохого зрения Билли, когда смотрел в ее лицо, мог видеть только смутное очертание. Ему оставалось лишь заполнять это очертание своими воспоминаниями. В молодости он страшно приударял за Марией. И женился бы на ней и отдал бы все, чтобы только ощутить вкус ее благосклонности. Но ощутить его так и не пришлось. По правде говоря, он и сейчас все еще приударял за ней, хотя уже мог видеть ее только в своей памяти.
— Плохое не в пиве, — объяснила Мария. — Плохое в мужчинах, когда они напьются. Тогда некоторые из них поколачивают женщин. От кое-кого из них перепадало и мне. Если хочешь пива, отправляйся в лавку, но прежде скажи мне свою новость.
— Это важная новость, — заявил Билли и, разглядев у печи ведро с торчавшим из него ковшом, подковылял к нему и зачерпнул воды. Она была холодной и такой приятной, что он не успел опомниться, как выпил целых три ковша. — Неужели ты не знаешь даже, в какую сторону он подался? — спросил Билли.
Мария не ответила. Она не любила отвечать на вопросы, и не только о своем сыне Джо, но и на все другие тоже. Что она знала, было ее. И никто не имел на это права, если только это не были ее дети, но и их права имели свои пределы. Многое из того, что было известно ей, не должен был знать никто. Это было только ее, и поэтому она выжила. Все люди любопытны, а женщины в этом отношении — самые худшие. Но она ограждала себя от чужого любопытства.