Мирзо шел легко и быстро. Ноги сами несли его в деревню, где располагался медсанбат. До нее было километра три. Через полчаса он отыскал дом, в котором лежал командир. Там и встретил гвардии младшего лейтенанта. В поношенном халате, в стареньких валенках, бледный, осунувшийся, он мало походил на того красивого, подтянутого, неунывающего командира пулеметного взвода, каким привык его видеть Мирзо.
Чтобы не мешать раненым, лежавшим на койках, они отошли к окну. Лицо Дронова просветлело: он рад был встрече. Говорил с трудом, странно картавил и плохо слышал.
— Во взводе никаких происшествий, никто не погиб, не заболел. Позиции занимаем прежние, но скоро сменим. По всему чувствуется, что не сегодня-завтра пойдем дальше, на запад.
— Как Симаков?
— Командует.
— Помогай ему. Собери комсомольцев, поговори с ними о взаимодействии с пехотой, о помощи молодым пулеметчикам. Да я и сам скоро вернусь. Вот только уши отпустит. Голова уже не кружится, речь возвращается… Спасибо, что пришел. За приветы и за подарки — за все спасибо.
Дронов вернулся во взвод на другой день. Добыл каким-то обрезом свое обмундирование и к ночи незаметно ушел.
Мирзо и Дронов были почти одногодки. Оба у сердца носили комсомольский билет. Командир помогал Мирзо вести во взводе воспитательную работу, давал ему материалы для бесед, подсказывал, с кем и о чем поговорить.
— Рассказывай больше о победах наших войск на Правобережной Украине. Используй сводки Совинформбюро, «Правду», «Красную звезду», нашу армейскую газету «За честь Родины», дивизионку.
Мирзо подбирал материалы. А говорить действительно было о чем. Войска 1-го и 2-го Украинских фронтов продолжали успешное наступление. В январе был освобожден Кировоград, в феврале в результате Корсунь-Шевченковской операции ликвидирована крупная группировка немецко-фашистских войск. Мирзо с воодушевлением рассказывал об этих событиях. Когда он говорил, глаза его загорались, голос звенел от возбуждения.
Была и другая тема для бесед, и был гнев в глазах и в словах комсомольского агитатора. В конце января батальон остановился на несколько дней в Кировограде. Город носил следы ожесточенных боев. Пулеметный взвод разместился на окраине в двух уцелевших деревянных домах, вблизи городской тюрьмы. В период фашистской оккупации она была превращена в застенок. Здесь томились наши люди, не покорившиеся врагу. Гитлеровские палачи жестоко пытали их, а перед бегством из города по ночам вывозили на грузовиках и расстреливали во рву, недалеко от тюрьмы.
Гвардии младший лейтенант Дронов узнал эту страшную историю от парторга батальона Попова.
— Сводите туда своих людей, — сказал парторг, — пусть посмотрят… Мы там митинг провели, когда вы были в боевом охранении. Получили мощный заряд ненависти…
Посуровевший младший лейтенант построил взвод и повел к тюрьме. Шли недолго. От мрачного серого здания повернули влево и за тыльной стеной вышли на пустырь, к тому месту, где фашистские палачи совершали казнь. На дне широкого рва пулеметчики увидели закоченевшие тела расстрелянных. Их было не менее двухсот. Жертвы гитлеровских выродков лежали друг возле друга — как стояли вместе, так и упали, сраженные пулями. Людей расстреливали в нижнем белье, руки у некоторых мужчин были скручены колючей проволокой. Среди казненных много стариков, женщин, подростков…
А наверху, на заснеженном пологом краю рва, лежали обгоревшие деревянные ворота с распятыми на них мужчиной, женщиной и ребенком лет трех-четырех — семья, принявшая мученическую смерть…
Сняв шапки, стояли гвардейцы-пулеметчики на краю рва. Стояли молча, цепенея от того, что видели. Командир взвода обвел взглядом суровые лица подчиненных. На выступивших скулах Мирзо Бобаджанова ходили желваки: солдат крепко сцепил зубы и тяжело дышал. Помрачнело, стало землистым лицо Силкина. У старшего сержанта Симакова дрожали губы… Да и сам командир взвода был не менее потрясен страшным зрелищем. Кровь стыла в жилах от лютой ненависти к врагам.
Провели короткий митинг.
— На моей родине, — говорил Мирзо, — в горах Памира, водятся шакалы. Их выслеживают и уничтожают. Но шакал в горах не такой опасный, как фашистский зверь. Мы увидели, на что он способен. Мы запомним этот ров! Мы предъявим фашизму полный счет! Будем беспощадно бить врага и будем спешить, чтоб скорей освободить советскую землю, не дать совершиться новым преступлениям гитлеровских шакалов!
Той же дорогой вел Юрий Дронов пулеметный взвод в свое расположение. Вел и чувствовал, как новая скрытая сила наполнила солдатский строй.