Богомолов отпустил комбата под честное слово, что тот направится в медсанбат. А Тихмянов, пройдя лесом метров триста, свернул с тропы и пошел на соседнюю батарею. Идти было тяжело: рана давала о себе знать, кровотечение не прекратилось, бинт намок, стал липким. Опираясь на выломанную в лесу палку, Тихмянов шел в другую сторону, от медсанбата. И почему-то вдруг вспомнились детство, мать, родная деревня Золотково на Псковщине…
Было Лёне лет восемь. Как-то осенью, когда лист еще только начинал падать, мать взяла его за клюквой. Путь был неблизкий: до большого болота километров шесть. Набрали краснобокой ягоды и пошли домой. Лёня насобирал полную корзину — полпуда будет. Несет корзину, ручонка вытягивается, ноги подкашиваются.
— Сынок, дай понесу, а ты отдохни, — говорит мать Лёне и норовит взять тяжелую ношу.
— Не-е, — отвечает Лёня и старается прибавить шагу, оторваться от матери: смотри, мол, ни капельки не устал.
— Давай посидим, отдохнем, — говорит мать, показывая на сваленное у дороги дерево.
— Не-е, — упрямо повторяет Лёня.
Он берет корзину в другую руку, останавливается, смотрит на мать согласно:
— Ну давай, если ты устала.
— Да не я устала, а тебе надо передохнуть…
Так и шли без отдыха до деревни. На чем держался паренек? Он и сам толком не знал. А мать объясняла природным упрямством сына и характером, который он вырабатывал с малых лет.
Ковыляя по лесу, Тихмянов вспомнил многое из своей двадцатичетырехлетней жизни. Из них три года занимала война. Но эти три военных года заслонили все остальные черным пологом. Войну он встретил на границе. Летом сорок первого на Березине вместе с товарищами первый раз ходил в штыковую атаку. До сих пор мурашки по спине бегают, как вспомнит. Кололи штыками, били прикладами. Как он уцелел? Природа не обидела его: и рост подходящий, и сила была. В ближнее бою не выбирал: тот щуплый, а этот долговязый, ударом наотмашь в пояс или ниже каски валил врага с ног. Добивать было некогда — смотри как бы самого не свалили…
Под Вязьмой на его окоп навалился гитлеровский танк. Тихмянову некуда было деваться. Пригнувшись, он видел, как со страшным грохотом на него надвигается громадное чудовище. Потом потемнело в глазах, словно в окопе наступила ночь. Средь солнечного дня на бойца с грохотом обрушилась тьма… Это ошеломило его, он упал на дно окопа, прижался всем телом к матушке-земле. Сердце колотилось, чуть не выскакивало из груди. Сжавшись в комок, солдат лежал на дне окопа, пока танк утюжил его сверху, засыпая землей. А когда железная громадина, смяв окоп, двинулась дальше, Тихмянов выбрался из земляного плена, схватил приготовленную бутылку с горючей смесью, поднялся во весь рост и бросил ее в уходящий танк.
Он вложил в бросок всю силу ненависти к фашистам, всю свою ярость. На железной корме вспыхнуло пламя, а через несколько секунд раздался взрыв. Танк остановился, из него повалил черный дым. Тихмянову стало жарко. Еще не пришедший в себя после всего, что он видел и что произошло, что сделал сам, оглушенный, засыпанный землей, он вышел из разрушенного окопа и, шатаясь, пошел к своим. Боец-пехотинец чувствовал, что с ним что-то произошло, от чего он стал и старше, и мужественнее, и злее. Тогда он не мог видеть, что в его волосах появилась белая прядь…
Под Москвой, в районе Серпухова, Леонид Тихмянов косил фашистов из станкового пулемета. Побывало в его руках и противотанковое ружье, а теперь он — властелин тяжелых минометов. Минометчиком и офицером стал в сорок третьем после ускоренного обучения в военном училище.
Разные мысли одолевали старшего лейтенанта Тихмянова по пути в соседнюю батарею. Волоча раненую ногу, опираясь на палку, он шел вперед так же упрямо, как тогда, в детстве, когда нес полную корзину клюквы. Дошел до окопов минометчиков, нашел старшего офицера батареи и передал ему «огни» — данные для стрельбы по вражеским целям, которые были пристреляны его батареей. А в медсанбат Тихмянов пришел уже ночью…
Через месяц старший лейтенант Тихмянов вернулся в батарею. Фельдшер дивизиона Богомолов встретил его радостным восклицанием:
— Вот здорово! С выздоровлением, товарищ комбат!
А когда наобнимались и насмотрелись друг на друга, Богомолов спросил:
— А не рано выписался? Давай посмотрим, что там осталось.
Тихмянов запротестовал:
— Ты что, смеешься? Сейчас при всех сниму штаны и покажу?.. Поверь, Сергей, на слово: рану затянуло, могу бегать.
— Вот и беги к командиру дивизиона. Доложи, что сбежал из медсанбата, не долечив рану. А заодно расскажи, как ты шел в медсанбат, какой крюк дал. Думаю, капитан Бугринов не похвалит тебя…