Ночь, утро, день…
Всю ночь шел снег. Всю ночь минометчики носили ящики с боеприпасами с восточного берега Черницы, окапывались, расчищали секторы обстрела — готовились к выполнению боевой задачи. Фельдшер Богомолов тоже всю ночь работал лопатой, отрывая окоп для медицинского пункта.
Перед рассветом, когда люди валились с ног от усталости и недосыпания, с наблюдательного пункта пришел командир батареи. В сопровождении лейтенанта Ефимова он обошел огневую позицию, проверяя готовность к бою. Комбат спускался в отрытые для минометов окопы, придирчиво оценивал их глубину, надежность, маскировку; осмотрел ячейки и ровики — укрытия для людей и боеприпасов. Встречаясь с солдатами, он смотрел им в глаза и говорил правду:
— От нашего огня, от нашей стойкости будет зависеть прочность обороны на плацдарме. Враг не остановится ни перед чем, чтобы выбить нас отсюда. Так что готовьтесь к тяжелым испытаниям, к самому худшему.
— От имени коммунистов скажу: будем стоять насмерть, а с плацдарма не уйдем, — сказал парторг батареи старший сержант Нелепов.
В батарее было десять коммунистов и двенадцать комсомольцев. Комсорг дивизиона Богомолов успел поговорить с каждым членом ВЛКСМ.
— Комсомольцы не подведут, — сказал он командиру батареи.
Дав последние указания, Тихмянов ушел. Через некоторое время телефонист, дежуривший в окопе у телефонного аппарата, услышал вызов зуммера. Он взял трубку, ответил:
— «Орел» слушает…
— «Орел», я «Соболь». Проверка связи.
Телефонист положил трубку на крышку аппарата. В окопе было сыро, холодно. Солдат поднял воротник полушубка, прислушался. По ходу сообщения кто-то шел. Он узнал лейтенанта Ефимова.
— Ну как тут? — спросил лейтенант. — «Соболь» молчит?
— Звонили.
— Что?
— Да так, проверка связи.
— Ладно. Шевелись, грейся. Скоро утро…
А утром грянул бой. Гитлеровцы обнаружили батарею и обрушили на нее шквал артиллерийского и минометного огня. Он бушевал тридцать минут. Воздух наполнился металлическим звоном и гулом разрывов, снег и земля покрылись воронками, вокруг огневой позиции все почернело. В окопы падали срезанные осколками ветки деревьев. Батарея несла потери. Богомолов не ждал, когда его позовут, он сам искал тех, кто, истекая кровью, нуждался в помощи.
А враг усилил огонь. Под его прикрытием противник пошел в наступление, охватывая лес, где расположилась батарея, с двух сторон.
— «Орел!» Я «Соболь», — передал Тихмянов на огневую позицию. — Ориентир три, правее десять… Прицел… Осколочным, огонь!
В это время командир дивизиона сообщил по рации Тихмянову:
— Получены разведданные. На вас идут два батальона пехоты. Займите круговую оборону и стойте до прихода подкрепления…
— Вас понял, займем круговую…
Но договорить Тихмянов не успел: рацию разнесло крупным осколком снаряда.
А в батарее все пришло в движение. Усталость как рукой сняло. Всеми овладело то возбужденное состояние, которое всегда приходит с ожиданием боя. Приняв команду, расчеты открыли заградительный огонь по врагу. Тихмянов с наблюдательного пункта корректировал огонь. Мины ложились точно. Враг понес потери и остановился.
И так было несколько раз. Но вот «Орел» не ответил. Связь с огневой позицией была нарушена, и минометчики остались без точных целеуказаний. Эффективность огня батареи ослабла. Фашисты воспользовались этим и двинулись вперед. Они все ближе подходили к наблюдательному пункту, над ним нависла угроза.
— Все за мной! Уходим на огневую, — приказал Тихмянов разведчикам-наблюдателям и телефонисту.
Вскоре они прибыли на батарею. Старший лейтенант Тихмянов собрал офицеров, командиров расчетов, старшину батареи. Он оглядел суровые, усталые лица подчиненных и сказал:
— На случай прорыва фашистов подготовить минометы к взрыву. Старшина Нестеров, вы отвечаете за это…
Тяжкое это дело — своими руками уничтожить дорогостоящую боевую технику. Но другого выхода не было. Приказ надо выполнять. И расчеты сделали все, что требовалось. На колесный ход положили по две мины. Для взрыва нужно будет опустить их поочередно в ствол и с помощью длинного шнура из укрытия произвести выстрел. Мины разорвут ствол.