Такие вылазки за трофеями делали и другие бойцы.
Время тянулось медленно, минометчикам казалось, что этому дню не будет конца. Они отбили три атаки, но знали: будет и четвертая. Моральный дух поддерживала надежда на помощь, на выручку своих с того берега. Поднимало настроение и то, что, как бы и сколько бы ни рвался враг на высоту, всякий раз он откатывался под метким огнем минометчиков. Недаром подступы к высоте устилали десятки трупов вражеских солдат.
Бойцы-минометчики сражались до последнего, патрона. И киргизу Койлубаеву, и волжанину Агафонову, и сибиряку Медведеву — всем эта затерявшаяся в белорусских лесах высота была самым дорогим местом на земле. Как можно отдать эту высоту, если ее ценой крови два дня назад взяли наши пехотинцы!.. Как можно сойти с нее, пока есть оружие, патроны, гранаты, коль им приказано держать высоту — ключ к переправе до подхода подкрепления!.. Вот почему нет дороже и святее этой земли, этой высоты на западном берегу Черницы. И лучше погибнуть в бою, чем уйти, не выполнив приказ. Лучше смерть, чем позор…
Так думали все — офицеры, сержанты, солдаты, сражаясь из последних сил. А враг все теснее сжимал кольцо. Уже на исходе были патроны. Их оставалось по 10—15 штук на автомат и по 5—10 на карабин. В этой обстановке старший лейтенант Тихмянов вызвал к себе офицеров — Ефимова, Юрасова, Кузьменко. Пришел и Богомолов. У командира батареи был такой вид, словно он что-то мучительно пережил и на что-то решился.
— Вот что, — сказал Тихмянов, — хочу с вами посоветоваться о наших дальнейших действиях. Есть у меня одна мысль — вызвать огонь на себя. Другого решения в создавшейся обстановке я не вижу. Хочу знать ваше мнение…
Офицеры задумались. Ефимов и Юрасов поддержали решение командира батареи. Богомолов сказал твердо:
— Командир взвесил все и принял правильное решение. Я его тоже поддерживаю.
— Ну а вы что думаете? — обратился Тихмянов к младшему лейтенанту Кузьменко.
— Раз другого выхода нет, — ответил тот, — я за это решение. Мы погибнем, но и гитлеровцы найдут здесь себе могилу.
Офицеры довели решение командира батареи до бойцов. Они понимали, что другого выхода действительно не было. Понимали и то, что значит — вызвать огонь на себя. Им, минометчикам, не надо было объяснять, какую мощь представляют собой 120-миллиметровые мины, которые будут рваться на высоте. В сознании теплилась крохотная надежда на то, что в глубоких и узких траншеях они могут уцелеть. Не все погибнут, кто-то уцелеет…
— Пусть будет так, примем огонь на себя, но высоту врагу не отдадим, — сказал в раздумье парторг Нелепов.
Абдукерим Койлубаев сверкнул узкими глазами и сказал по-киргизски:
— Туруш керак!
— Ты что, Абдукерим?
— Будем стоять. Это моя клятва, — сказал тот по-русски.
Командир батареи послал на другой берег реки, в штаб полка, младшего лейтенанта Кузьменко с двумя бойцами, чтобы вызвать огонь своих дивизионов. Те дошли до штаба и передали все, что приказал старший лейтенант Тихмянов.
Увидев Кузьменко, командир полка майор Яковец не сразу сообразил, кто перед ним.
— Вы откуда? — спросил майор Яковец. — Батарея еще жива? А мы здесь считали, что вы все погибли. Кто там еще уцелел? Какая обстановка на плацдарме?
А там, на высоте, фашисты двинулись в решительную атаку. Путь им прокладывали разрывы мин. Одна из них рванула у самого бруствера траншеи, где были Тихмянов и Богомолов. Взрывная волна подняла их и бросила на дно траншеи. Обоих контузило… А фашисты шли открыто, густо, уверенные, что обороняющиеся полностью обескровлены. И тут на головы фашистов обрушился огонь с того берега. Били наши тяжелые минометы. Мины точно накрывали плотные цепи гитлеровцев, рвались в самой гуще врагов. Атака фашистов была сорвана. Они дрогнули. Уцелевшие минометчики ударили по ним из траншеи, расходуя последние патроны.
— Минометы к бою! — приказал временно заменивший комбата лейтенант Ефимов.
Солдаты и сержанты бросились к замаскированным в ельнике минометам, быстро приготовили их к стрельбе. Бойцы сняли с колесного хода оставленные для уничтожения техники мины и пустили их в дело.