Покои царицы отличались от других помещений: ковры, парчовые драпировки, шелковые подушки с кистями, сиянские вазы – хотя кое-что из этого только выглядело роскошным, благодаря наведенным чарам. Тейзург, в расстегнутой на груди рубашке, лениво перебирал струны маранчи. Улыбнулся вошедшим.
– Я обещала показать тебе свою коллекцию жемчужных изделий, – Лорма сдернула златотканую накидку с сундука в углу и откинула крышку. – Хочу, чтобы ты взглянул… Еще одной Жемчужины Иффы здесь нет, но, возможно, найдется что-нибудь другое, о чем я не знаю.
– С удовольствием взгляну, моя несравненная госпожа.
Вытащив из сундука шкатулку, она высыпала содержимое на серебряный поднос. Кольца, ожерелья, браслеты, серьги, булавки, подвески, заколки – с морским, речным, олосохарским жемчугом.
– Вот это называется «глаз любви» – знаешь, почему?
Несколько одинаковых золотых булавок, каждая украшена жемчужиной с пятнышком, напоминающим зрачок.
– Не знаю. Расскажешь?
– Давно забытый обычай одной исчезнувший страны. Тебя в то время не было в Сонхи. Такие булавки дарили друг другу влюбленные… А мне оставалось только смотреть на них и сожалеть о том, что у меня отняли. Угадаешь, какая из них волшебная?
Тейзург чуть приподнял бровь:
– Тут и гадать не нужно. Твой аксессуар блокирует магические действия, а не восприятие. Вот эта.
– Я тоже умею делать подарки!
С этими словами Лорма схватила одну из булавок и вонзила ему под левую грудь – одновременно применив заклятье, от которого он оцепенел и не смог ни отклониться, ни перехватить ее руку.
Куду про себя истово возблагодарил… Некого ему благодарить, из-за давнего преступления все боги от него отвернулись, но все равно возблагодарил. Однако враг не спешил ни умирать, ни засыпать беспробудным сном. Вместо этого, когда к нему вернулась способность двигаться, поморщился и произнес:
– Больно… Полагаю, это мне за Начелдона?
– Сейчас уберу, – пристально глядя ему в глаза, сказала Лорма. – Если сумею. А сумею я извлечь ее или нет – это зависит от того, любишь ты меня или нет, такое на ней заклятье.
Она ухватилась за жемчужную бусину, но булавка не поддалась.
– Значит, не любишь, – в ее голосе проскользнула нотка разочарования.
– Погоди, что за заклятье?
– Если эта булавка вонзилась в твою плоть, извлечь ее сможет лишь та или тот, кого ты по-настоящему любишь. Все же ты меня обманул.
– Увы… Я законченный себялюбец. Не будешь возражать, если я сам ее уберу?
– Сам не сможешь, это условие вплетено в заклятье. Попробуй.
Он и попробовал, но булавка не шелохнулась.
– Я же говорила, – Лорма как будто и впрямь была разочарована тем, что Тейзург в нее не влюблен. – А впрочем… Бельдо, сходи-ка за Флачендой!
Торчавший у двери Куду не сразу вспомнил, что Бельдо – это он.
– И не вздумай ее предупреждать, – бросила вслед вурвана.
Он не осмелился нарушить запрет. Лорма велела бобовой ведьме подойти и выдернуть булавку из груди у Тейзурга. Ничего не вышло, и девушка задрожала от страха – испугалась, что сейчас ее накажут.
– Ступай отсюда, – с прохладцей распорядилась Лорма. – И не реви. Я всего лишь хотела посмотреть, получится у тебя или нет.
– Увы, ни у кого не получится, – криво усмехнулся Тейзург, когда она ушла. – И что теперь, мне так и жить с этой занозой? Больно ведь.
– А ты попробуй меня полюбить… В тот день, когда я смогу вытащить у тебя из груди эту булавку, я избавлю тебя от ошейника, мой дорогой консорт.
– Звучит заманчиво. Надеюсь, эту ночь мы проведем вместе?
– Бельдо, можешь до утра отдохнуть. Бельдо будет твоим слугой.
– Безмерно счастлив…
Услышав эти слова, произнесенные негромко – словно шипение змеи, Куду запнулся о порожек.
До утра он глаз не сомкнул. Могло быть и хуже: если бы Лорма сумела вытащить булавку и сняла с этого изверга блокирующий ошейник. Она, похоже, надеялась, что Тейзург со временем все-таки ее полюбит, и тогда они станут самой могущественной и смертоносной парой в Сонхи. Говорили об этом за завтраком, и у прислуживавшего им Куду руки так тряслись, что он уронил солонку в банановый крем. Хорошо, что не в супницу, из которой Лорма зачерпывала золотой ложкой чью-то еще не остывшую кровь.
– Пересоленный десерт, как это символично в моем нынешнем положении, – печально ухмыльнулся консорт, едва удостоив его взглядом. – Что ж, угощайся, дружок, я не любитель таких блюд.
– Я унесу…
– Не унесешь, а съешь. Прямо сейчас. Все без остатка. Возьми ложку – и приступай. Моя несравненная госпожа, ты ведь не возражаешь?