Та, что слева – Хенге показалось, что это «она» – одежды не носила, да и зачем, если все ее тело укрыто плотно прилегающими буро-зелеными листьями. Шея затянута лиственным воротником, на голове венец из листвы. Черты белого с прозеленью лица изящны, словно выточены скульптором. Ее руки вместо кистей оканчивались цветочными бутонами величиной с кулак.
– Меня разбирает любопытство, почему то, что затеял он, ни разу на моей памяти не сделали вы с твоим беспристрастным братцем? – задумчиво и в то же время с ядом в голосе процедила Харменгера, прогулявшись туда-сюда по террасе и остановившись над группой вокруг Хантре. – У вас силенок побольше, чем у него. И вы тоже заинтересованы в результате, иначе Акетис не прислал бы сюда своих прихвостней. Что же вам помешало?
Лекарка проигнорировала вопрос. Амулетчица решила, что она не ответит, но та через некоторое время сухо промолвила:
– Мы не получали такого распоряжения.
– Прелестно… А сами не додумались?
– Мы действуем в рамках необходимого и дозволенного.
– Используя силу из своего Источника, вы могли бы порвать Вуагобу в клочья. Это вам не дозволено?
– Это вмешательство в человеческие дела, – отчеканила лекарка. – Пусть и загробные, но все равно человеческие. Такие, как он, могут вмешиваться, потому что он принял человеческую участь, а мы – нет. Люди должны самостоятельно противостоять Вуагобу.
– Вот за что я вас и люблю! Или, наоборот, не люблю. Или и то, и другое сразу, обожаю противоречия.
Тавше Милосердная – это ведь она, Хенга больше не сомневалась – ничего не сказала, сосредоточилась на своей работе.
Между тем дворец на глазах ветшал: по стенам расползались трещины и потеки, нарядные узоры обернулись пятнами лишайника, а лепные розетки – темноватыми наростами, похожими на остатки чьих-то гнезд. Как будто время стократно ускорилось, и процессы, на которые уходят годы, сейчас протекают за считанные часы. Хотя на самом деле это всего лишь мало-помалу исчезают чары Лормы, а время еле ползет. Во всяком случае, с точки зрения Тейзурга, который подобрал зонтик и держал его над Тавше и Хантре. Он уже не выглядел таким остервенело злющим, как до явления лекарки, но видно было, что ему не терпится с этим покончить.
Наконец последняя песчинка скользнула в нижнюю чашу.
– Госпожа моя, три часа истекли. Пора его возвращать. Позвольте, я позову его.
Это было сказано почтительно, но твердо. Опасается возражений?
Лекарка не стала возражать. Убрала пальцы от висков пациента, ловко отстранилась.
– Когда очнется, шину можно снять, она больше не нужна. А вы, – она подняла взгляд на демонов, стоявших по обе стороны Врат, – приготовьтесь! Сейчас они будут здесь.
Обладатель головы-молота вскинул руки величавым жестом, и теперь его отвисшие рукава чернели двумя провалами. У лиственной демоницы раскрылись бутоны, заменявшие кисти – два хищных цветка с глубокими сердцевинами и зубчатыми розовыми лепестками.
– Будете соревноваться, кто больше поймает? – хмыкнула Харменгера. – Ну-ну… И сколько грозного достоинства! Умора за вами наблюдать.
Помощники Акетиса не обращали внимания на ее подначки.
Тейзург склонился над рыжим и что-то прошептал ему на ухо. Амулеты уловили эхо заклинания от подслушивания – даже будь у Хенги «Большой слухач», ничего бы не разобрала.
Маг снова что-то прошептал, на этот раз ресницы Хантре дрогнули.
Демоны Акетиса так и стояли двумя изваяниями, но при этом казалось, что они заняты чем-то важным.
Кто-то легко тронул амулетчицу за руку выше локтя, это было похоже на прикосновение солнечного луча прохладным утром – несмотря на жару, несмотря на то, что она давно уже взмокла. Оглянувшись, увидела рядом Тавше. Оказалось, они почти одного роста, на носу у Милосердной россыпь веснушек, а глаза зеленые, как листва деревьев за ветхой балюстрадой террасы.
– Он вывел оттуда восемьсот семьдесят четыре сущности – помощники всех поймали, и теперь они смогут переродиться. Пожелай им добрых путей. Это для них будет как огонек в темноте.
– Добрых путей вам всем, – тихо сказала Хенга. – Раз вы смогли оттуда уйти, у вас есть шансы на добрые пути в следующих жизнях.
Внезапная мысль – то ли озарение, то ли оформился вывод, которому она до сих пор бессознательно противилась: «И у меня есть шанс. В этой жизни. Раз я смогла уйти из Министерства благоденствия. Я подданная Овдабы, я верна Овдабе, но то, что происходит в Овдабе, благоденствием не назовешь…»