— Есть у меня сокровенные вещицы. Собираю и берегу их многие годы. К ним моя особая любовь…
Он не назвал, что именно ему так дорого, оборвав на этом разговор. Я невольно вспомнил о бумажнике.
Началась война. О том, как мы с Наумовым повстречались на фронте, я уже рассказал.
После тяжелого ранения в бою под городом Пушкином Иван Сергеевич долго находился на излечении. Встретился я с ним в 1946 году, когда усиленно занимался восстановлением здания Военно-исторического музея А. В. Суворова в Ленинграде, разрушенного авиабомбой в первые дни Великой Отечественной войны.
Встреча наша произошла на улице и была недолгой. Меня интересовали книги, посвященные А. В. Суворову, гравюры, рисунки, литографии, документы. Я просил Ивана Сергеевича, по старой дружбе, всемерно помочь мне, зная его внимательность и исполнительность.
Года за два до своей кончины Иван Сергеевич уступил несколько документов из личного собрания и вместе с ним столь дорогую ему реликвию — бумажник М. И. Кутузова моему большому другу, страстному собирателю старины — историку и литератору. Последний не мог скрыть от меня своей радости и под секретом показал мне бумажник, взяв с меня слово сохранить тайну.
С большой внимательностью я рассматривал бумажник, изготовленный из красного сафьяна в художественной отделке золотым шитьем с инициалами "М. К.".
Я стал уговаривать писателя передать бумажник в Эрмитаж.
— Не сердись на меня, — попросил друг. — Я еще не налюбовался драгоценной реликвией… Пусть она пока побудет у меня. Я и сам понимаю, что ей место именно в музее. Но я же историк! Мне нужен аромат эпохи…
Прошло немного лет. Скончался мой друг. Вдова исполнила желание мужа, передав реликвию в мое полное распоряжение.
Так бумажник фельдмаршала Михаила Илларионовича князя Кутузова-Смоленского попал в Эрмитаж.
ПАМЯТЬ ПАРИЖА
днажды проходил я по улице старого района Ленинграда. Вблизи очень ветхого дома, из которого уже выехали жильцы, валялось много домашнего хлама, выброшенного из квартир.
И вдруг прямо перед собой я увидел втоптанный в землю кисет. Перевернув его ногой и отбросив в сторону, я увидел четко выделявшуюся на светлой материи надпись. Поспешно поднял кисет, стряхнул известковую пыль и был крайне поражен, читая по-французски "Париж" "…уста 1816" "Андр… Ист…". Не передать охватившей меня радости: реликвия Отечественной войны 1812 года, да еще какая! Имеющая свой паспорт, как выражаются ученые.
Я стал всматриваться в груду мусора: а вдруг еще что-нибудь обнаружится?
Ко мне подошли две девушки-штукатуры.
— Потеряли что? — спросила одна.
— Нет, не потерял, а нашел и к тому же драгоценную вещь… Девушки переглянулись.
— Наверное, сережка или брошка?..
Я показал им кисет и рассказал, что мог предположить о его происхождении.
Подошли еще две девушки и парень. Когда я показал место, где поднял кисет, парень с досадой воскликнул:
— А мы-то сколько раз проходили и не видели… Такую драгоценность ногами топтали…
Прощаясь со строителями, посоветовал им быть внимательными к находкам и сообщать о них руководителю работ.
Возвратившись домой, я немедля принялся за расчистку кисета от извести и грязи. Положив его на лист серой бумаги, похлопывал одежной щеткой, выбивая приставшую известь. Промыл в теплой мыльной воде и залюбовался замысловатой вязкой из цветных шелковых ниток.
По всему полю кисета были изображены игральные карты, а внизу читалась надпись: "Париж" "9 августа" "1816" "Андрей Истомин".
В то время в столице Франции Париже и ближайших городах находились победоносные русские войска. Обладатель кисета несомненно был офицером, а следовательно дворянином и, вероятно, владел французским языком. Возможно, кисет был ему поднесен в дар художницей-вышивальщицей как память о Париже.
На следующий день я позвонил в Эрмитаж, сообщив о своей неожиданной находке, пообещав в ближайшее время принести кисет.
Заведующая отделом Елена Юрьевна Моисеенко, осматривая кисет, сказала, что в собрании Эрмитажа есть несколько подобных кисетов периода Отечественной войны 1812–1815 годов, но ни один из них не имеет даты и тем более надписи, кому он принадлежал. А это так важно для истории…