О годах каторги в истории Михаила Сергеевича Лунина известно немного. Самое удивительное, пожалуй, дело о готовившемся побеге, о чем декабрист Розен вспоминал: "М. С. Лунин сделал для себя всевозможные приготовления, достал себе компас, приучил себя к самой умеренной пище: пил только кирпичный чай, запасся деньгами, но, обдумав все, не мог приняться за исполнение: вблизи все караулы и пешие и конные, а там неизмеримая, голая и голодная даль. В обоих случаях, удачи и неудачи, все та же ответственность за новые испытания и за усиленный надзор для остальных товарищей по всей Сибири…"
Лунин рассчитывал добраться до Амура, по Амуру спуститься к острову Сахалин, а оттуда, захватив небольшой парусник, переправиться в Японию…
Не трудности и опасности побега остановили, конечно, Лунина, а именно — наказание оставшихся товарищей.
После многих лет каторги злоключения Лунина не закончились. На поселении он начал писать сочинения против самодержавия и крепостничества. На него донесли. Снова жандармы и снова арест. Уже почти на свободе и — снова в кандалах. Его отвозят в Нерчинск, а потом в еще большую глушь, в Акатуйский рудник, по сравнению с которым Нерчинск можно было назвать земным раем. Здесь, рядом с убийцами и ворами, Лунин проживет еще несколько лет, а затем погибнет при совершенно таинственных обстоятельствах. Возможно, он был удушен по секретному приказу царя Николая I, боявшегося Лунина даже на каторге, даже в кандалах, за тысячи верст от Петербурга.
Вот какой человек меня занимал, и все относящееся к его жизни я и разыскивал в те годы…
Сохранилось немного. Имелись портреты Лунина, но портрета его любимой сестры, Екатерины Сергеевны Уваровой, найдено не было. Она — самый близкий и преданный Лунину человек, сделавший для него так много.
И по сей день не найдены бумаги Лунина, исчезнувшие после его гибели.
Личные вещи: самовар, стенные часы, кое-какие книги, одежда — все это было распродано с аукциона по смерти Лунина, и их судьба никому неведома.
И наконец, ничего не было известно о портрете некоей Натальи Потоцкой, о которой теперь и пойдет у нас речь.
Из ссылки в 1839 году Лунин написал сестре Екатерине:
"Раздобудь сведения о семье Потоцких из Варшавы: Александр Потоцкий, обершталмейстер и т. д. и т. д., сын знаменитого патриота Станислава Потоцкого. Его первая жена, ныне госпожа Вонсович, его жена Изабелла Потоцкая, его дочь — Наталья Потоцкая. Я желаю знать, что случилось с этой последней".
Кто же была эта Потоцкая? Польская девушка, которую Лунин любил, любил искренне и сильно. Он был русский офицер, она — дочь польского вельможи, владельца замка, потомка Яна Собеского, разбившего когда-то турок. О красоте, уме, очаровании Натальи Потоцкой сохранились воспоминания ее современников. Портретов же ее известно не было.
Как-то я приобрел старинный альбом с изображениями деятелей начала девятнадцатого века. Мне не терпелось внимательно его рассмотреть и, проходя через площадь Искусств, против Русского музея, я нашел пустующую скамью, сел и раскрыл альбом. Вскоре подошел неизвестный мужчина и, спросив разрешения, сел рядом. В руках он держал сверток, напоминавший по своему виду большого размера книгу.
Я продолжал перелистывать страницу за страницей, подолгу разглядывая портреты людей давно минувшей эпохи.
Неожиданно мужчина обратился ко мне:
— Простите, что оторвал вас от рассматривания столь прекрасного альбома, но я со стороны любуюсь вашим замечательным старинным изданием… Вы, по всей видимости, художник? А возможно, искусствовед…
Я ответил, что не художник и не искусствовед. Так незаметно у нас завязался разговор. Он протянул мне руку:
— Меня зовут Григорий Александрович…
Назвал себя и я. Закрыв альбом, я внимательно смотрел на нового знакомого. Это был мужчина довольно преклонного возраста. Худощавый. Среднего роста. Скромно одетый. Говорил он по-русски чисто и красиво, и в нем чувствовался весьма образованный человек.
Он рассказал, что три дня назад приехал в Ленинград по важному для него делу. Прежде он жил в этом городе, но еще до революции. Окончил Петербургский университет. Преподавал латынь и греческий. В 1913 году покинул Петербург и уехал на Украину. Проживал в Киеве, Винице. С тех пор в городе своей юности и не бывал.