Павел оглянулся. Метрах в сорока от них из воды показалось огромное, похожее на подводную лодку тело рыбы. Отчетливо были видны неподвижные, бессмысленные глаза и острые, как пилы, зубы, от вида которых у Павла мороз пошел по спине.
— Оглушенная. — сказал он не совсем уверенным голосом.
— Ну конечно, — спокойно подтвердил Петренко, зорко всматриваясь в морду чудовища.
Шаг за шагом продвигались они по воде, приближаясь к могучим стволам тростника Павел чувствовал, с каким трудом вытаскивает Петренко из вязкого ила свою больную ногу, только крякая сквозь зубы от боли. Вдруг он сжал плечо Павла.
— Вот так штука! — сказал он вполголоса.
Павел посмотрел через плечо — и холодная дрожь пробежала по его телу: исполинская рыба, слабо шевеля хвостом, медленно двигалась на них. Они замерли на месте, не дыша.
— Беги, Павел, — прошептал Петренко, не сводя глаз с рыбы. — Беги, а то пропадем оба! Слышишь?
Павел не двигался с места. Петренко отталкивал его от себя, поднимая свободной рукой пистолет.
— Беги, я тебе говорю! Ты понимаешь? Не рискуй нашим делом. Ты знаешь, чего оно стоит и от чего зависит его завершение. Поручаю тебе, Павел, наше дело. Слышишь?
Но Павел не слышал. Чудовище продолжало плыть, все ускоряя движение.
— Иди сам, — сказал он наконец хрипло. — Иди, Григорий. А я задержу гадину… Иди. Пропадем оба ни за что, если будем стоять. Иди! Если из нас одному суждено погибнуть, пусть это буду я… Иди, Григорий! Ты должен жить. Ты талантливый, одаренный ученый, — он говорил отрывистыми, короткими фразами, выдыхая каждую захлебывающимся топотом — И потом я знаю… Я никогда тебе не говорил об этом… Ты любишь Женю. Она никогда не простит мне, если ты не вернешься. Иди! — закричал он яростно.
Но было уже поздно. Черное тело неслось на них, как торпеда, чуть шевеля огромным хвостом Два выстрела грянули одновременно, сливаясь. Потом загремели, перебивая друг друга. Чудовище рванулось вперед, раскрывая страшную пасть, и перевернулось вверх брюхом.
— Вот и все! — сказал Петренко, медленно всовывая пистолет в карман гимнастерки.
Павел промолчал. Ему было стыдно сказанного. Но возбуждение мешало ему разобраться в своих чувствах. Он двинулся вперед не отвечая.
Молча брели они между стволами тростников, по колено в воде, останавливаясь через каждые пять шагов, чтобы дать отдых ноге Петренко. Вот уже зачавкала вязкая грязь у берега, и твердый грунт стукнул под шипами ботинок.
Часа два ушло на обсушивание у костра. Петренко был сосредоточенно молчалив. По его сдвинутым бровям можно было понять, что он погружен в глубокое раздумье. Безмолвно курил он папиросу за папиросой, бросая окурки в костер. И только когда Павел, надев просохшие ботинки, стал подниматься, Петренко задержал его, положив ему руку на колено.
— Вот что, Павел, — сказал он с необычайной теплотой в голосе, — мы с тобой наконец выбрались из этой ловушки. Надо двигаться дальше. Сегодня шесть дней, как мы из лагеря, и восемь со дня выхода со станции, и ты представляешь себе, сколько времени отнимет дальнейшее передвижение, если мы будем идти вместе?
— Я тебя одного не оставлю, — сказал Павел упрямо.
— Нет, оставишь, милый, ты сам понимаешь, чего будет нам стоить эта задержка. Ты знаешь, какое сегодня число?
— Одиннадцатое, — неуверенно сказал Павел.
— Нет, уже тринадцатое. Вспомни, на наших делянках зацветают последние растения. Еще два–три дня — и наша экспедиция будет совершенно бесполезна. Цветение кок–сагыза кончится, и мы не получим семян. Понимаешь?
Павел молчал, ошеломленный услышанным. Возражать было нечего.
— Искать твоих гигантов нам обоим вместе будет трудно. Я буду только помехой. Действовать нужно решительно и быстро. Я остаюсь здесь!
— Нет, — сказал Павел.
— Да, остаюсь, — мягко, но решительно возразил Петренко. — Иного выхода нет. Я уверен, что нам идут на помощь, и не беспокоюсь за себя. Но судьба наших посадок меня тревожит. Сейчас промедление смерти подобно. Собирайся немедленно и иди. Если ты сегодня ничего не найдешь, возвращайся сюда. А если тебе улыбнется счастье, забирай материал и спеши на станцию.
— Тем же путем?
— Нет, ты же знаешь, что одному тебе там не подняться. Иди на запад, реализуй свой план. Я буду ждать взрыва. Смотри, будь осторожен.
Павел встал, все еще полный сомнений. Беспокойство за своего товарища, которого приходилось оставлять, боролось в нем с сознанием полной правоты Петренко. Надо было идти на поиски — и как можно скорей.