Вдруг она услышала приближающиеся шаги, и перед ней появилась одна из младших воспитанниц, которая с весёлым возгласом: «Маргита, это вам!» подала ей письмо и, подпрыгивая в такт слышавшейся музыки, ускакала. Маргита долго рассматривала конверт. Это послание было написано мужским почерком, но не рукой деда. Дрожащими пальцами она вскрыла конверт и, сразу заглянув в конец письма, увидела подпись: Адам Орловский.
Но что он написал! Прочитав до конца письмо, Маргита побледнела, глаза закрылись, а руки бессильно упали на колени.
Девушка сидела перед камином, как цветок, которого коснулся иней, а пламя освещало писанные твёрдой рукой строки:
«Многоуважаемая сударыня! Так как я не в состоянии отказать дедушке, который в силу известных Вам обстоятельств желает нашего союза, я прошу Вашей руки, если она ещё свободна, как моя. Однако, поскольку это слишком серьёзный шаг, а в нашей семье достаточно причин остерегаться ошибок, я считаю своим долгом, досточтимая сударыня, сообщить Вам, что с Вашей стороны любви, которой и Вы не можете испытывать ко мне, не требую и с моей стороны не обещаю.
Однако я требую верности, и ни о каком разводе в будущем речи быть не может.,
Всё это затевается главным образом из-за нашего дедушки, за которым мы должны ухаживать. Но дело это касается и Вас: эта затея даст Вам возможность покинуть дом инженера Райнера…
Ещё я должен Вас предупредить, что сразу после свадьбы отправлюсь в давно запланированную исследовательскую экспедицию.
Пока я вернусь, Вы привыкнете к новым условиям, а в остальном — будем полагаться на судьбу. В надежде, что Вы, как и я, подчинитесь желанию нашего деда, в добрых намерениях которого мы можем не сомневаться, остаюсь с уважением преданный Вам Адам Орловский».
Если бы знал пан Николай Орловский, как его внук выполнил это щепетильное дело, он был бы доволен!
Через час после прочтения письма Маргита вернулась в зал. Она была уже совсем другим человеком. Да, пан Николай может быть доволен: он соединит под крышей своего дома внуков и будет видеть их около себя. Да, она выполнит его желание, но какой ценой!
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Со станции в городок Подград шёл молодой человек с маленьким чемоданом в руке. Резкий ветер швырял колючий снег в его бледное лицо. Пальто на нём было довольно лёгким и явно не защищало от зимнего холода, да и руки его были без перчаток, но он, казалось, не обращал никакого внимания на непогоду. Не замечал он и любопытных взглядов женщин, которые, борясь с ветром, старались идти с ним в ногу. Станция была довольно далеко расположена от городка, и путешественники зимой зачастую сильно мерзли, возвращаясь домой.
Молодой человек остановился, поставил на снег чемоданчик и подышал на свои руки; сняв свою простую шапку, он поправил сбившиеся на лоб волосы. При этом взгляд его остановился на лежащих впереди развалинах крепости. В тот момент вечерний звон колоколов торжественно и печально прозвучал в долине, как будто бы он хотел поведать о большой любви и ещё большей жертве. Юноша закрыл глаза. Тень печали пробежали по его лицу… А через минуту наш путешественник уже с выражением твёрдой решимости продолжал свой нелёгкий путь.
Вдруг он увидел перед собой на заснеженном холмике маленького крестьянского мальчика. Тот сидел, прислонив голову к своему узелку. Было видно, что он замерзает.
— Что ты здесь делаешь? — склонился к нему молодой человек.
Мальчик открыл глаза.
— Я отдыхаю, я устал.
— Нельзя тебе здесь оставаться — ты замёрзнешь! Вставай, идём со мной!
Мальчик послушно встал, но был словно в полусне. Застывшие ноги его подкашивались, и, если бы добрая рука не поддержала его, он снова опустился бы на землю. Молодой человек огляделся: вокруг не было никого, кто мог бы помочь. Тогда он быстро привязал узел мальчика к своему чемодану, закинул эту ношу на плечи, поднял плачущего ребёнка на руки и, сгибаясь под тяжестью, понёс его к городу. Бледные щёки юноши покраснели, от напряжения он часто дышал, но в глазах его светилось счастье.
Наконец он добрёл до окраины городка и постучался в первый же дом. Женщина, живущая здесь, тотчас выразила готовность позаботиться о мальчике. Не успел он поблагодарить своего спасителя, как тот снова уже шагал по улице навстречу ветру и метели.
Пройдя немного, он услышал за своей спиной звон колокольчиков и обернулся. Мимо него промчались красивые сани с парой горячих коней в упряжке. В санях рядом с пожилым паном сидела молодая дама, заботливо укутанная в тёплое одеяло. Вуаль её белой шапочки была откинута назад, и юноша успел заметить горящие, как чёрные самоцветы, глаза на цветущем лице.
Молодая пани тоже успела разглядеть одинокого путешественника, его бедную одежду и бледное лицо, и в глазах её мелькнуло глубокое сострадание.
Сани умчались. Молодой человек ускорил шаг и остановился лишь около двери аптеки «Золотая лилия».
Ему открыла пожилая, просто одетая женщина с красным лицом. На его вопрос, может ли он говорить с паном Коримским, она покачала головой. Но когда юноша представился, лицо её осветилось радостью.
— Ах, пан — наш новый провизор? Наконец-то вы приехали!
. Однако вы совсем застыли! Я сейчас же велю протопить вашу комнату, а пока идёмте ко мне. Наверное, вы с дороги проголодались; мы уже поужинали, поэтому, уж не обессудьте, накормлю вас чем придётся…
Не дожидаясь ответа, женщина открыла дверь не очень большой, но хорошо протопленной комнаты и вскоре принесла ужин, который нельзя было назвать «чем придётся». Она пригласила гостя к столу.
— Пану Коримскому я о вас уже доложила. Сразу после ужица вы можете пойти к нему, — сообщила разговорчивая женщина, наливая в чашку горячий чай. — Он ждал вас ещё вчера.
— Очень сожалею, что я раньше не мог прибыть, — ответил молодой человек, вставая. — Аптека сегодня, наверное, уже закрыта?
— Ах, она уже целую неделю закрыта, с тех пор как случилось это большое несчастье. Но вы же ничего о нём не знаете!?
— Нет, знаю.
Они вышли из комнаты.
— Вы знаете? Тем лучше. Пан наш с тех пор не может и не хочет больше делать лекарств, да и неудивительно! А ученики его продают только мелочь, рецептов не принимают. Нам очень неудобно перед людьми, да и перед врачами тоже.
— А как молодой пан Коримский? — спросил молодой человек с искренним состраданием в голосе.
— Со вчерашнего дня, слава Богу, немного лучше. Доктор Лермонтов говорит, что смертельная опасность миновала. Дал бы милосердный Господь, чтобы доктор не ошибся!
— Он врач этого городка?
— Ах, нет. Наш врач — доктор Раушер — уже пожилой пан. Доктор Лермонтов — друг нашего Никуши. Не удивляйтесь, что я его так называю. Ведь я за ним ходила, когда он лишился матери, и воспитывала его, а теперь мне приходится видеть его страдания.
Женщина тихонько заплакала.
— Он всё ещё так сильно страдает? — спросил молодой человек с тем же сочувствием.
— Этого мы не знаем. Он теперь уже в сознании и скрывает своё самочувствие, чтобы отец не огорчался. Но вот и ваша комната, пан провизор.
— Благодарю вас. Комната пана Коримского на втором этаже, не правда ли?
— Да, вторая дверь справа от лестницы.
Молодой человек вошёл в предоставленную ему комнату.
Открыв свой чемодан, он вынул из него и привёл в порядок одежду.
Вдруг он опустился на колени, закрыв лицо руками, и оставался так некоторое время. Когда он встал, на его лице были видны следы слёз, но глаза его снова светились. Он поднялся по лестнице, никого не встретив; большой дом казался пустым. Но как только он коснулся ручки двери, она отворилась и из неё со склонённой головой вышел сам хозяин дома. Выражение его лица с тонкими чертами было скорбным,
— Я Мирослав Урзин, — представился молодой провизор.
— Очень рад. — Коримский протянул ему руку. — Войдите.