Выбрать главу

Она хотела выйти из комнаты, но тут дверь раскрылась, и с радостным возгласом: «Моя Маргита!» — Адам заключил её в свои объятия.

— Ты уже проснулась, любимая моя? Но что случилось? На твоих глазах следы слёз, на твоих лучезарных диамантах, которые так очаровали меня, что я без них жить не могу! Почему ты плакала? — допытывался он.

— Я не плакала, Адам, — ответила она, прижимая голову к его груди, — я молилась о твоём счастье, и это меня так растрогало.

— Ты молилась о моём счастье, Маргита? О, это совершенно излишне. У Бога нет такого счастья, какое хотя бы в какой-то мере могло сравниться с тем, которое я держу в своих объятиях. Я совершенно счастлив с тобой, моя дорогая, возлюбленная!

Она принимала его ласки, но в сердце её не было уже того восторга от его любви.

— Адам, твоё счастье несовершенно, — проговорила она, освобождаясь из его объятий. Она повела его к окну. — Я прошу тебя, выслушай меня: твоё счастье несовершенно, потому что невечно.

— Что ты говоришь, Маргита? — На его лбу появилась угрожающая складка. — Разве ты не навсегда моя?

— Навсегда, Адам, но не навечно. Мы ещё в пустыне, а Елим — ещё не рай.

— О, — воскликнул он с юношеским задором, — что мне до того мифического рая?

Мне нужен настоящий. Тот рай, наверное, хорош для такого бедного пилигримма, как Урзин, у которого на Земле, очевидно, мало было хорошего и для которого такая надежда может быть настоящим сокровищем. Тот рай хорош и для такого пророка, как Степан. Но нам с тобой, Маргита, хватит своего. Мы его на земле устроим так хорошо, что даже святые нам позавидуют. Как только я закончу свой труд, я уговорю дедушку, и мы все вместе отправимся в путешествие. Твой любознательный дух не должен хиреть здесь в повседневных хлопотах, да я без тебя и не смог бы дальше жить. И для дедушки перемена климата и условий жизни могут быть полезны. Я покажу тебе мир во всей его красоте и введу тебя в высшие круги общества. Я хочу достигнуть известности в мире учёных. Где искать лучшего рая? Разве это не рай, Маргита?

Снова он заключил её в свои объятия, заглядывая ей в глаза с такой страстью, что никто не смог бы устоять перед ним. А сердце Маргиты легко воспламенялось…

— Разве этот рай не прекрасен? — спросил он снова, целуя её в губы.

Она чувствовала, как буйно стучало сердце в его груди. Вокруг сияло солнце, вся природа дышала вместе с ним. Аромат цветов напоил воздух. Может быть, такое же прекрасное утро было, когда сатана повёл Иисуса Христа на высокую гору и показал Ему все богатства мира, сказав: «Всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне».

Мысль о том, чтобы поехать с Адамом, увидеть мир, постоянно быть с Адамом и в любой момент прижаться к его груди, чувствовать тепло его любви — всё это было бы исполнением всех её желаний. Какое-то мгновение Маргите казалось, что она не удержится и воскликнет: «Да, это совершенное счастье, это рай… и мне этого достаточно!». Она уже раскрыла уста, как вдруг из деревни донёсся колокольный звон, и ей показалось, будто кто-то предостерегающе говорил ей: «Маргита,

Маргита, это только Елим. Это не рай, нет!».

«Господи, Иисус Христос!» — вздохнула она и быстрым движением освободилась из объятий мужа.

— Нет, Адам! — воскликнула она, и глаза её загорелись. — Это не рай, к которому стремится бессмертная душа!

Он был ошеломлён.

— Тебе недостаточно моей любви?

— Для сердца моего её достаточно, но не для души, точно так же, как и для твоей. Это счастье несовершенно, оно основано на смертном человеке. Вечное лишь на небе.

— Я тебе уже сказал, Маргита, что мне этой жизни достаточно, что у меня достаточно блаженства, — возразил он ей упрямо.

— Она посмотрела на него.

— Но ты не спрашиваешь, где этот рай был бы для меня, если бы я лишилась тебя? Ты не спрашиваешь, — продолжала она мягким сердечным голосом, — где твой рай был бы, если бы я вдруг умерла?

— Маргита, о чём ты говоришь! — отпрянул он, ужаснувшись. — Кто тебя, мою розу, мою любовь, мою драгоценность, может отнять у меня? Конечно же, с тобой был бы похоронен и мой рай. Но как ты можешь о таком говорить? Мы молоды, и смерть не посмеет вырвать тебя из моих объятий, никогда!

— О Адам, нет у тебя этой силы, и поэтому я тебя прошу, подумаем в этом Елиме об обетованной земле, где любовь вечна, где никакая смерть нас не разлучит, где будет совершенное, неомрачённое, бесконечное блаженство. А теперь, Адам, идём и посмотри, как хорошо я для вас всё приготовила. Я думаю, что и пану профессору будет у нас хорошо.

Маргита поняла, что пора было дать разговору другое направление. Адам вздохнул и с облегчением пошёл за ней. Он благодарил её за каждую мелочь. Довольная, что Адаму понравилась приготовленная комната, она опустилась в кресло у окна.

— Вы будете работать, я буду сидеть здесь и смотреть на тебя, — сказала Маргита.

— Ни в коем случае! — энергично возразил он. — Или ты думаешь, что я смогу написать хоть слово, если ты будешь сидеть напротив меня? Как я могу писать, если ты будешь сидеть здесь и я не буду слышать твоего голоса и не чувствовать очарования, которое исходит от тебя и которое даже сейчас меня совершенно пленило? О нет! Чтобы успешно работать, от твоего присутствия мне нужно отказаться.

— А жаль! Я себе так живо представляла, как я потихоньку подкрадусь к вам и каждому положу свежую розу на стол, чтобы развлечь вас их ароматом. А потом я смотрела бы, как вы трудитесь. Но ты не хочешь позволить мне прийти…

— О, ты придёшь, конечно, Маргита! Ты, как солнышко, к нам заглянешь!

— А теперь просмотри свои бумаги на письменном столе, а я пойду закажу завтрак. Приходи, пожалуйста, в сад. Я провожу тебя потом в Подолин, чтобы торжественно встретить пана профессора.

Он посмотрел ей вслед. В дверях она ещё раз ласково оглянулась на него. И вдруг страшная мысль мелькула у него в голове:

«Где был бы мой рай, если бы вдруг…». Дальше думать он не хотел, но он понял, что нет рая во всём этом холодном мире.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

Между тем, по ельнику в глубокой задумчивости бродил Лермонтов. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Вчера между ним и маркизом произошло что-то такое, что даже во сне беспокоило его. Об этом он сейчас в молитве говорил с Господом.

Прохаживаясь, он вдруг заметил на земле маленький чёрный предмет. Он нагнулся и поднял довольно потёртую записную книжку, которая была в кожаном переплёте. «Чья это?» — подумал он с удивлением.

Раскрыв её, он увидел, что страниц двадцать-тридцать было исписано красивым почерком Мирослава.

Это были стихи, песни и пояснения к Слову Божию. Между ними были также описаны и события всей недели. Аурелий не мог позволить себе читать написанное, хотя желание его было велико.

Он прочитал только некоторые песни, в том числе и ту, которая побудила его к обращению.

Листая книжку, он заметил дату последнего воскресения, и любопытство взяло верх. «Мирослав, наверное, никаких тайн сюда не записывал и не рассердится, если я ему скажу, что прочитал что-то», — подумал он. Однако он покраснел, прочитав слова;

«Мой дорогой Аурелий духовно растёт. Он уже понял, что врач обязан лечить не только тело, но и душу. Там, где нет доступа священнику, врач его всегда находит. Я благодарю Тебя, Господь, что Ты ведёшь его к цели!»

Затем следовали замечания о Николае и Маргите. Одна из записей глубоко тронула Аурелия: «О, Николай, любимый брат мой, если бы ты только знал, как твой несчастный брат тебя любит и как тяжелы ему мысли о приближающемся расставании! Я сам ещё не знаю, как я это переживу. Но разве у меня нет причины благодарности? Ведь я приехал сюда только для того, чтобы оказать любовь, когда в этом была большая нужда.

Я приехал, потому что я знал, что не было никого, кто мог бы молиться в это скорбное время. И что сделал Господь!? Взошёл свет, он светит, и ручей течёт. Молиться теперь почти все могут. Порученное мне дело закончено, и я могу отправиться дальше. Да, я обязан уйти, этого требует Господь. Но…