В этот момент Маргита поняла, что заставило Сына Человеческого страдать и умереть за род человеческий. Все были осуждены, а Он любил всех, как жених любит свою невесту — как она любила Адама. Она тоже умерла бы, чтобы его спасти.
— Боже мой, пусть лучше я умру, только не дай ему погибнуть! — воскликнула она в отчаянии. — Адам, Адам! — со слезами на глазах звала она своего любимого, но только эхо в горах отвечало ей.
Но этот зов, очевидно, был сильнее всех электрических разрядов, раздававшихся вокруг него, и достиг слуха в глубоком раздумье шагавшего Адама.
«Что это было?.. Во сне или наяву? Ведь это голос моей любимой Маргиты! Зачем она здесь в эту непогоду?!»
Конь Адама рванулся с места, испугавшись грозы, но Адам успел ещё соскочить с него и поэтому шёл сейчас пешком. Грозы он не боялся. Он не раз уже переживал бури на море. Но теперь ему вдруг стало страшно: а вдруг Маргита где-то в этой буре!
— Адам! Адам!.. — раздалось снова совсем близко.
Невыразимый страх стиснул сердце молодого человека. И в самом деле, это был голос Маргиты! Гром грохотал, не переставая, и сверкала молния, прорезывая огненным зигзагом чёрные, нависшие тучи. Он побежал, и с душераздирающим криком упал на колени у креста. На земле лежала Маргита, наполовину прикрытая сорвавшейся с дерева большой ветвью.
— Маргита, моя Маргита! — закричал он, поднимая свою любимую жену.
Её голова бессильно свисала, а со лба на платье капала кровь, с которой уходила её молодая жизнь. Он стоял и держал на руках свой рай, о котором он когда-то сказал, что другого ему не надобно. «Что бы ты сделал, если бы меня не стало?»
— вспомнил он слова любимой, сказанные ему однажды ей.
— Боже мой, не забирай её у меня! — крикнул Адам в отчаянии, почувствовав в этот момент непосредственную близость этого живого Бога, в Которого верила Маргита, для Которого жил от Которого он сам хотел уйти. Он хотел обойтись без Него. Но теперь он просил Его помощи, ибо он не был в силах ни остановить кровь, ни привести в чувство Маргиту, а от креста до Горки было ещё далеко. Он завязал рану своим носовым платком, но кровь быстро просачивалась. Тогда он взял её на руки и побежал, невзирая на бурю и непогоду, спотыкаясь об обломанные сучья»
«Господи, помоги мне!» — беспрерывно стучало в его голове, хотя уста его молчали.
Наконец он достиг парка и, положив её рядом с водопроводом на скамью, стал унимать кровь. Ему даже удалось привести её в сознание. На одно мгновение она открыла глаза, но они сразу снова закрылись.
— Господь Иисус Христос, помилуй меня, — стонал он в отчаянии.
Он снова взял её на руки и, прижимая к себе, понёс в дом.
— Адам, что случилось? — услышал он из комнаты.
— Аурелий, Маргиту ранило в лесу!
— Маргиту? Невозможно! Что она там делала?
Молодой врач склонился над своей кузиной.
— Не знаю, я нашёл её около креста. На неё упала большая ветка. Мне только в парке удалось остановить кровь. Теперь она хоть дышит, но она без сознания.
— Уложим её скорее!
Через несколько секунд Маргита уже лежала на диване. Аурелий осмотрел её голову.
— Рана неглубокая, — проговорил он наконец, — и кровь остановилась. Пусть она отдохнёт. Я позову горничную и прислугу, чтобы они уложили её в постель.
Мужайся, Адам!
Молодой учёный молча подчинялся всем требованиям врача, лицо его было бледным. Девушки раздели Маргиту, и Адам сам отнёс её в спальню и сел около неё, чтобы дождаться, когда она откроет глаза.
Доктор делал ей холодные компрессы и попытался привести её в сознание. Однако он добился лишь того, что она глубоко вздохнула, не шевелясь.
— Маргита, наша золотая Маргита! — воскликнул Аурелий, сжимая руками голову.
— Кто бы мог подумать!? Ещё недавно она играла и пела для нас с дедушкой, а теперь… И как она попала туда? Она жива, но если повреждён мозг, она погибла. Бедный Адам! А кто скажет об этом дедушке, Николаю Коримскому?
Да, много воды утекло ещё в Боровскую долину, прежде чем маленькая компания могла отправиться в Орлов. Горка, которая ещё час назад от очарования, которое исходило от Маргиты, была центром счастья, стала местом невыразимого горя и скорби.
Маргита пришла в себя и начала говорить, но это был только бред, так как её сильно лихорадило.
Из её слов Адам и все остальные узнали, зачем она отправилась в лес, кого она искала. Они узнали, как она любила своего мужа.
«Пусть лучше я умру, — повторяла она, — только помилуй его, не дай ему погибнуть! Теперь я знаю, мой Господь Иисус Христос, как сильно Ты возлюбил людей! Ты пошёл на смерть, чтобы нас спасти!»
Кто мог описать, что происходило в душе Адама? Это были ужасные минуты, в которые Дух Божий говорил с ним. И Дух Божий говорил не напрасно. Адам понял, что того рая, который умрёт вместе с Маргитой, для него недостаточно. Он осознал, что должна быть вечность, в которой это благородное, любящее сердце, эта прекрасная душа должна жить и получить награду за счастье и свет, которые она дарила на земле в течение своей короткой жизни. Да, Господь говорил с ним…
А Коримский? Кто опишет состояние его души, когда он стоял у постели дочери? Он видел её, как она сегодня пришла к нему с полным передничком цветов, с сияющим от счастья лицом. Он вспомнил, как она прильнула к нему, говоря о будущих планах для Николая, о своей мечте вместе с Адамом, Тамарой и Николаем совершить далёкое путешествие на родину Тамары. «Отец, жизнь слишком прекрасна, она не может так продолжаться. Должна быть и борьба, потому что не может быть христианина без креста», — говорила она ему.
Коримский чувствовал, что этот несчастный случай с его дочерью был ответом на его надменные слова: «Ну что твои предсказания, Боринский! Дети мои счастливы…
И если бы жил мой первенец, он не нашёл бы места в моём сердце…». Ужасный, непроходящий страх сжимал сердце мужчины, но милости оно не просило.
В те дни, когда каждая душа жителя Боровской долины принимала искреннее участие в судьбе молодой хозяйки Гаргд, появилась другая яркая звёздочка. Тамара со своими компаьонками пришла ухаживать за любимой сестрой. Она, которой раньше во время её болезни сочувствовала вся округа, оказалась ярким светом в эти мрачные дни скорби, несмотря на то, что сердце её переживало вдвойне: как подруга Маргиты, и как невеста Николая.
Как верная сестра она помогала Адаму, поддерживала дедушку своей любовью и молитвами, старалась утешить отца Маргиты, хотя ей это плохо удавалось. Кем она была для Николая в эти дни, знал только он один. Аурелий готов был носить её на руках из благодарности за тот свет и утешение, которые она дарила всем.
Сама она получала подкрепление от Степана Градского. Он приходил два раза в день, чтобы осведомиться о здоровьи дорогой сестры в Господе, за которую в долине Дубравы постоянно молились.
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
В субботу вечером маркиз Орано повёз пана Николая в Подолин. Аурелий надеялся, что он там скорее найдёт покой. Маркиз старался отвлечь и утешить старика, но ему это не удавалось.
Именно потому, что пан Николай был вдали от своей любимицы, в тишине одинокого замка перед ним часто всплывали картины короткого счастья его внуков. О, какой печальной будет жизнь Адама, если Маргита умрёт!
— Весь мой дом вымирает, — плакал он, — я остаюсь одиноким и покинутым! Мой старший сын Адам умер с женой, моя дочь Наталия умерла, мой сын Фердинанд, который мог быть счастливым отцом, умер в беде и горе. И теперь ещё Адам овдовеет!..
Затронув самое больное место своего сердца, он снова и снова жалобно повторял:
— О, Фердинанд, сын мой, почему я не умер вместо тебя! Но ты умер, а я всё ещё здесь!..
Скорбными были слова старика. Он не замечал внутренней борьбы маркиза Орано, стоящего у его постели на коленях, не слышал его молитвы. Он даже не обратил внимания на то, что маркиз быстро поднялся и ушёл в свою гардеробную комнату, где он умылся, вынул из потайного ящика богатое польское платье и надел его. Пан Николай пришёл в себя только тогда, когда рядом на польском языке прозвучали слова: