Выбрать главу

Но вдруг оборвал песню, залившись бурой краской, — видно, сообразил, что хозяйский дядюшка уж весьма не молод, как бы не принял на свой счет. И скорей заиграл что-то другое.

Не заметили, как прошло часа два и певец стал хрипнуть. За ужином он стеснительно молчал, но ел и пил исправно. Прощаясь, хозяева просили подпоручика прийти еще.

— Покорнейше благодарю-с. — сказал он, неуклюже шаркнув ногой. — Однако осмелюсь доложить, что вовек не отважился бы господину городничему изъявлять чувства, кабы не прознал про ихнюю отставку. — Отвесил второй поклон и вышел, сопровождаемый пожилым денщиком, бережно несшим гитару.

— Вот и доберись до нутра у такого! — развел руками Семен Степанович. — Сколько лет за дурака водил, а он с талантом и с чувствами оказался. Представь, на кухне денщик сказывал, что за слабость да за болезнь его к себе взял и разу пальцем не тронул. Не дивно ли? Отколь средь лопухов гарнизонных сей крин вырос?

— А из каких он, дяденька?

— Обер-офицерский сын. Отец в турецкую войну убит, а он военно-сиротским отделением воспитан и после армейской выучки определен амбары соляные стеречь да соль торговцам и обывателям отпущать… Но играет как, шельмец!..

* * *

К рождеству Сергей Васильевич получил поздравление от Захавы, содержавшее, как всегда, тульские новости. Во-первых, после поднесения государю охотничьих ружей, украшенных искусной гравировкой, на ходатайство начальника завода об отпуске Доброхотова в Академию художеств «последовало высочайшее соизволение». Поэтому Петя, матушка которого осенью померла, уехал в Петербург. Во-вторых, недавно пошел в отставку генерал Чичерин, на место которого назначен некий артиллерист. Наконец, сам Захаво ввел уже усовершенствование в полировку стволов и сейчас налаживает изготовление чертежных и математических инструментов. На последней странице приводились стихи, написанные на стене тульской почтовой станции проезжим, задержанным ремонтом коляски:

О вы, мастеровые Тулы! Вы настоящие акулы. Мне с вами времени и денег лишь изъян. Все хороши вы на посулы. А только смотрите в карман.

«Признаюсь, — заканчивал Захаво, — что, довольно приглядевшись к здешним хваленым «художникам», вполне разделяю взгляд сего поэта. Туляки удивительно понятливы и переимчивы, ежели чего захотят, не как же ленивы на казенную работу! По-прежнему спорю о сей материи с кумом вашим, который вполне узкий патриот, верящий, что «Тула-городок — Москвы уголок», и не желает видеть грозовые тучи, что ходят за нашей заставой…»

«Чичерин пошел в отставку, — думал Непейцын, дочитав письмо. — А ведь ему не больше пятидесяти лет. С чего бы? Видно, не поладил с Аркащеем. Умный Захаво, пожалуй, неспроста упомянул, что новый начальник завода артиллерист: понимай — назначен по выбору генерал-инспектора сих войск. Каково-то Чичерину было расставаться с Тулой! Говорили, что много лет был влюблен в красивую жену прокурора Гурьева. Впрочем, что не проходит? Вот и я о Туле вспоминаю уже как о чем-то далеком, а всего пять лет, как Аркащей меня оттуда выжил. А стихи, право, вострые. Надо их дяденьке и Филе прочесть, посмеются… Филя! Вот кто пострадает оттого, что городничим станет другой чиновник. Не зря ли из Тулы поехал?..»

* * *

Конечно, к рождеству и новому, 1812 году Сергей Васильевич отправил поздравление на Пески, в котором сообщил, что не едет в Петербург только оттого, что некому еще сдать город. И без замедления обратной почтой получил ответное. Пришло письмо и от Доброхотова. Он извещал, что снова живет у Марфы Ивановны, которая кланяется Непейцыну, и что профессор тоже кланяется и много содействовал поступлению туляка в Академию.

В январе городничий прослышал, что, заняв складами крепостные строения, провиантские чиновники сговаривают на долгую аренду каменные амбары Овчинникова и Мурзина. При встрече спросил купцов, правда ли это. Первый из них ответил:

— Так, батюшка. Оттого, что затор в льняной торговле небывалый. Многие псковские и новгородские гости обанкротились. Кто много льну закупил в тысяча восемьсот седьмом году, тот с ним и сидит.

Мурзин сказал еще яснее:

— Покудова, Сергей Васильевич, агличане с нами торговать снова не станут, хоть кому пустые анбары рады сдать. С французом дружба у нас вот где сидит. — Он хлопнул себя по красной шее. — Может, муки да круп для солдатов запасут, так скорей снова раздерутся…

Выслушав пересказ этих разговоров, дяденька подтвердил: