— Понятно, неспроста спешка с провиантским запасом. Сказывают, огромные склады в Острове, во Пскове устроили.
Прямо порохом от сей муки пахнет. Вовремя Кутузов твой на Дунае полки ослобонил.
— Ужо в Петербурге все верней разузнаю и, ежели Михайло Ларионович там, ему представлюсь, — сказал городничий.
— У тебя первое дело будет пенсию по чину схлопотать, да притом, гляди, один назад не ворочайся…
— Вам, кажись, оно не меньше моего желательно, — засмеялся Сергей Васильевич.
— Конечно, чтоб помереть спокойно, мне того не хватает, — отозвался Семен Степанович.
— Ну, коли так, то я, ей-богу, торопиться не стану.
— Э, брат, правильно Озеров в «Эдипе» сказал:
Вот и я хоть на твое счастье порадоваться надежду возымел, но сроки сии не от нас зависят. Так что прошу более не откладывать.
Городничий поцеловал дяденьку в густые еще, но вовсе белые волосы, точь-в-точь как в молодости при параде носил, но теперь уже навеки напудренные, почувствовал знакомое дорогое тепло виска под щекой, и сердце впервые сжалось страхом. Неужто и вправду неминуемая разлука близка? Да нет, нынче подряд часа полтора обходом отшагали, и, кажись, он сам больше устал и замерз.
Новый городничий Грибунин приехал в конце февраля. Бравый подполковник из раненных пять лет назад при Гейльсберге, человек веселый и не без образования. При первом визите Непейцыным он успел рассказать, что учился во французском пансионе и до чина поручика служил в гвардии, что назначен по представлению губернатора князя Шаховского, жене которого доводится сродни, наконец, вспомянул войну и прочел стихи Батюшкова:
И, сделав паузу, добавил с улыбкой:
— Хоть я там под луной не сидел, оттого что не поэт, и также, благодаря богу, трупом не остался, но плечо мне навек испортили, почему и достиг сего города…
Когда Грибунин ушел, Сергей Васильевич спросил:
— Неужто такой человек вымогать что-нибудь станет?
— Вполне допускаю, — ответил дяденька. — И ты к сему приготовься. Обдумай, что отвечать ему надлежит.
— Просто к черту слать или с объяснением? — усмехнулся городничий.
— Не донкишотствуй, — остановил Семен Степанович. — Тебе важно от города скорее освободиться, а не честности его в сем возрасте учить. Сообрази, что скажешь, дабы времени зря не тратить.
Со следующего дня начали сдачу. Обошли с реестром имущества полицейские будки, потом взялись за просмотр дел, за журналы определений. Назавтра вечером частный пристав Пухов, зайдя на квартиру Непейцына с вечерним докладом, сообщил шепотом, что в «Русский пир», где встал новый городничий, заходили провиантские чиновники и ужинали с ним изобильно и шумно. А на четвертый день сдачи, оставшись с Сергеем Васильевичем в канцелярии с глазу на глаз, Грибунин сказал:
— Ну-с, подполковник, мне служба сия ясна и понятна. Три тысячи на стол — и подписываюсь в приемке города.
Непейцын ответил вполне спокойно:
— А я трех рублей не дам, раз от города их не нажил, в чем удостоверит любой обыватель. Но могу заметить, что дотоле, пока в обязанности по всей форме не вступите, актов с провиантскими чинами подписывать вам не советую, оттого что о таких незаконных сношениях тотчас генерал-провиантмейстеру Лаба де Вивансу донесу, как он мне очень знаком и настойчиво к себе в ведомство приглашает. Со следствия, им наряженного, вам здешнюю службу начинать навряд ли стоит. Так что вступайте в обязанности поскорей и без выкупа.
Грибунин досадливо крякнул и дернул здоровым плечом:
— Так с провиантских много ли наживешь? Я ведь шестой год без места…
— А с меня и вовсе ничего, уверяю вас.
— Сие ваше последнее слово? Смотрите, я губернатору донесу, что злонамеренно чините затруднения к сдаче.
— Извольте доносить. Но и я сыщу адреса и людей повыше.
На том расстались, и Непейцын плевался до самого дома: «Вот уж истинно: «С волками жить — по-волчьи выть», пришлось взяточнику доносом угрожать!..»
Но угроза подействовала. Повидавшись с почтмейстером, о чем доложил Сергею Васильевичу верный Пухов, новый городничий подписал все ведомости сдачи-приемки, отправил рапорт губернатору и выдал Непейцыну расписку, что претензий к нему не имеет.