Посоветовавшись, решили возвращаться: с двумя эскадронами нападать на три полка Непейцын и Буткевич сочли рискованным. Штабс-капитан Балк сказал, что он бы «попытал счастья».
— Нам лучше, господин полковник, — заметил Паренсов, — пущаться в сию операцию из Невеля, чтоб, обойдя Козьяны с запада, преградить французам проселок, по которому пришли из Полоцка и обратно двигаться сбираются, — вот он на карте намечен.
Когда Непейцын и Буткевич остались одни, майор сказал:
— А штабиста сего не зря к нам послали. Чего же продвинут, однако, мало? Только поручик, хоть лет под тридцать.
— Из канцеляристов, сказывал, в военную службу пошел, — вспомнил Непейцын.
— Пером скрыпеть претило, — кивнул майор. — А состояния самого бедного: мундиришко затертый и лошадь трофейная, за грош куплена.
— Почем вы знаете?
— Тавро у ней Наполеоново, и башку держит, как по ихней выездке приучают…
Узнав в Невеле, что казаки пришли вчера с поиска, Сергей Васильевич, несмотря на поздний час, отправился знакомиться с Родионовым. Стоявший в калмыцкой войлочной кибитке, точь-в-точь как дяденькина, седоусый крепкий казак принял гостя радушно, и денщики мигом заставили стол штофами и блюдами. А когда Непейцын сказал, что, как младший в чине, поступает под начальство господина полковника, тот и совсем расчувствовался.
— Сообча, сообча будем воевать, — сказал он, уважительно оглядывая ордена и деревяшку Непейцына. — Вы, видно-таки, не все годы сладкие пироги кушали, а немало и службе порадели…
Сергей Васильевич рассказал Родионову, что узнал за день.
— Про сей отрядец и мы наслышаны, — подтвердил казак. — И что же долго раздумывать? Завтра пущай драгуны да казаки передыхают, а в четверг — и день хороший — выступаем всеми силами. Надобно ж и нам на Кутузовский пир хоть малой ватрушкой отозваться.
— А точно ли победа, господин полковник?
— Не сомневаюсь в том, как сам до Смоленска с Первой армией шел. Так натерпелись от ретирады, столько злости накопили… Опять же и Кутузов — не Барклай. Так сколько у вас сабель-то?
— Триста пятьдесят.
— И у меня столько же. Ну, на что силы не хватит, то хитростью брать станем…
Еще затемно 7 сентября выступили из Невеля и, по совету Паренсова, тотчас свернули проселком на юг. Впереди шла казачья сотня. Да, край был глухой. Деревня от деревни верстах в десяти. В лесах озера плещутся рыбой. На привале казаки и драгуны сварили полные котлы. Крестьяне-белорусы плохо знали по-русски и боялись всех солдат одинаково, чужих и русских. Солнце стало прятаться за лесом, когда услышали впереди выстрелы. По узкой дороге подались рысью к авангардной сотне, но застали только конец боя. У деревни Жильцы казаки наехали на эскадрон французов, поивших лошадей после привала. Есаул Попов налетел на беспечного врага и опрокинул, не упустив и всадника, который мог бы поднять тревогу. Расспросив пленных, поручик доложил Родионову и Непейцыну, что эскадрон шел к озеру Свино, чтобы конвоировать от него в Козьяны фуры с зерном. Отправили к Свино того же Попова с сотней, а сами встали в Жильцах на отдых перед нападением, которое решили сделать ночью.
— Только проведете ли нас, поручик, в те самые Козьяны? — спросил Непейцын. — По астрономии одной идти придется.
— Буду стараться, — ответил Паренсов.
Близко полуночи есаул вернулся и доложил, что пехотный караул сдался без выстрела, из обоза он взял только лошадей, а фуры бросил на месте, сказавши соседним крестьянам, чтоб зерно брали себе.
От Жильцов до Козьян, по словам поручика, считалось семнадцать верст. Сначала Непейцын удивился такой точной цифре, но, когда тронулись, рядом с лошадью Паренсова уверенно зашагал невысокий человек в белом домотканом армяке, говоривший по-польски.
— Мельник здешний, — пояснил поручик. — У него французы быка племенного угнали, а я быка вернуть пообещал и еще три рубля вперед дал. Ведь вернем мы Стаху его бугая, господин полковник? — спросил он, чуть повысив голос.
— Ясное дело, да еще зерна и круп сколько захочет, — подтвердил Сергей Васильевич. — Но откуда вы польский знаете?
— Цельный тысяча восемьсот девятый год в Ковне служил, — ответил поручик.
— С тым хлопчиком не пропадем, — крякнул сонным голосом казачий полковник, и Непейцын не понял, к Паренсову или к мельнику это относилось.
Шли извилистым лесным проселком, растянувшись по три, по два всадника в ряд. Прогудит под копытами зыбкий мостик, прочавкает болотная жижа, и снова почти беззвучно ступают сотни коней по земле, застланной ковром сосновых иголок. Темнота почти полная, едва различить соседа. Люди настороженно молчали. Раздавалось только звяканье палашей о стремена да изредка окрик вполголоса: «У, балуй, ирод!» Или «Мать честная! Глаз суком, никак, выбило!» И опять только глухой топот копыт.