Подъехав в полдень к своей палатке, Сергей Васильевич увидел распряженный тарантас и Кузьму с осунувшимся, растерянным лицом, смотревшего на барина, прервав подмазку колеса дегтем.
— Федя! — крикнул Непейцын, и Федор выбежал из палатки; у него тоже было расстроенное, не всегдашнее лицо. — Шалье умер? — догадался Сергей Васильевич.
— И они-с… — У Федора затряслись губы.
— А еще кто?.. Дяденька?.. Так закладывай же скорее! — закричал Сергей Васильевич.
— Поздно-с, — поник Федор. — Сейчас в аккурат их хоронят. Извольте слезать, я вам все толком доложу-с.
В палатке он рассказал, как ехали не спеша, и лекарь-француз все щупал лоб раненого и говорил: «Бон, бон…» А на полдороге вдруг велел остановиться, и оказалось, что Шалье отходит. Так и привезли в Ступино уже покойника. Выслушав доклад Федора и прочитав письмо, дяденька послал верхового в Купуй с приказом копать могилу рядом с их родовыми, сказавши: «Раз Сергея Васильевича из воды тащил, то достоин тут лежать. А лекаря поселить к Моргуну и содержать по-господски».
— То все вечером сталось, — рассказывал Федор. — А четвертого дня утром, одевшись в мундире и с чубуком, вышли на большую дорогу, где для них лавочка сделана. Как завидят, сказывали тамошние, что офицер на почтовых скачет, то и машут шляпой аль рукой. Тот увидит белый крест, заслуженного офицера узнает, остановит ямщика и спросит, что, мол, вам угодно. А барин к себе закусить зовут и про новости выспрашивают. Так ехал тогда молодой офицерик из армии на Великие Луки и тем манером остановлен да спрошен. Он и ответь: «Не могу, сударь, и есть ничего, раз Москву французы заняли». А Семен-то Степанович как вскрикнет: «Быть не может!» Тут офицер достал печатный листок. Посмотрел в него дяденька ваш да и повалился на проезжего, только тот успел подхватить да людей кликнуть. Я первый от дому поспел, гляжу — они уже сникли и только раза два всхрапнули. Аксинья прибежала, давай руки им греть, Моргун, Кузьма. Понесли в дом, за лекарем-французом бросились, да что ж сделать?.. Мы с Кузьмой в тот же день обратно, чтоб вы на похороны поспели…
— Почему следом за отрядом по большой дороге не поскакал? — упрекнул Непейцын.
— Так прошлый раз вы проселками ходили, — оправдывался Федор. — Как приехали, кого ни спрошу, никто не знал, куда ушли-с…
Сергей Васильевич позволил себя раздеть, отстегнуть деревяшку, велел Федору выйти и никого не пускать в палатку. Лег на покрытое ковром сено, на котором спал, завернулся с головой в одеяло. «Не поспел на похороны. Хоть еще бы раз увидел лицо дорогое… Умер, как жил — с чувством высоким. Слава богу, без страданий… Лет сколько же?.. Семьдесят пять? Мне шесть было, а ему тридцать девять… Хоть услышал от Федора в канун смерти, как воюю, прочел в письме, что обнимаю его. Да, шестилетнему первые винные ягоды в кибитке мне дал. Потом красные сапожки, грамота по изразцам… Принес любовь и заботу вместо материнского равнодушия… Дяденька, дяденька, отец мой, друг первый, наставник добрый! Зачем не я закрыл глаза твои, не на мои руки ты повалился, услышав страшную весть…»
Уже сыграли зорю, когда Федор с фонарем вошел в палатку.
— Чего тебе? Я ж велел не входить! — грозно сказал Непейцын.
— Письмо из Петербурга. Егор Иванович прислали с нарочным.
Софья Дмитриевна писала всего двадцать дней назад. Сообщала, что Мария Кондратьевна совсем плоха — уж очень расстраивается, видя в окошко, как насупротив, у Рождества, каждый день панихиды служат вдовы и матери. И вести с войны такие плохие. А сама Соня бодра духом, надеется на лучшее, только очень тревожится за него. Главная же цель письма — спросить совета, куда им выезжать из Петербурга, ежели французы к столице придвинутся. Одни знакомые тетушки собираются в Петрозаводск, другие — в Кострому. Может, им также отправиться на север?
Сергей Васильевич задумался: «Надо бы съездить в Петербург, помочь им выехать. Теперь на всем свете, кроме Сони, никого нет. Важно ли, что не венчаны? Повенчаемся, ежели меня не убьют… Ведь французы из Москвы могут двинуться на Тверь и Петербург… Пока у Властова был без определенного дела, то просто бы отлучиться, а теперь, выполняя поручение Витгенштейна, дело другое. Но так ли он нужен?.. Буткевич отлично справится с командованием сводным дивизионом… И граф сказал, что посылает на сентябрь, а нонче уж двадцатое. Пока дойдет в штаб корпуса просьба об отпуске по спешным семейным делам, еще дней пять-шесть проскочит. Пока ответ пришлют, станет уже конец месяца, и он в поиск, а то и в два успеет сходить».