— Надо бы тебе у настоящего художника поучиться, — сказал как-то Непейцын, рассматривая рисунки мальчика. — Есть в Петербурге у меня знакомый в Академии художеств, авось не откажет помочь.
— Ох, помогите Пете, Сергей Васильевич! Он без художества жить не может, — попросила Машенька.
Да как попросила! Никогда ни голоса ее, ни взгляда не забыть…
— Постараюсь помочь, — ответил Непейцын и скорей отвел глаза, будто что-то еще сказал этими простыми словами.
Той осенью он потерял на охоте в деревне у Дорохова свое кольцо, и Петя сказал:
— Слепок у меня смялся, а рисунок цел. Только золото где добыть? Плавить и отливать я теперь сам умею.
Сергей Васильевич дал ему пятирублевик. А через неделю пришло известие, что прихворнул Семен Степанович, и он, отпросившись в отпуск, собрался в Ступино. Утром Ненила кликнула Доброхотовых проститься. Петя уже ушел на завод, прибежала одна Машенька. Прибежала в обрез, когда Сергей Васильевич вышел на крыльцо, к которому уже подали тройку, и Фома, бурча под нос, обходил лошадей, выправляя из-под уздечек чёлки, одергивая шлеи.
Непейцын обнял Филю, Ненилу, чмокнул в щечку и Машу, ощутив на миг свежесть и аромат, похожие на осеннее яблоко. А когда уже сел в тарантас и глянул на провожающих, то с радостью и удивлением увидел сияющие слезами глаза девушки.
И вдруг с восклицанием: «Ахти! Колечко ваше!» — Маша метнулась к калитке материнского домика — мелькнула коса на отлет — и через минуту так же стремительно выбежала обратно.
— Вот, вчерась только Петя принес… вы привыкши, — говорила, подавая Сергею Васильевичу перстень, прерывающимся от бега или от волнения голосом.
И снова ее милое лицо оказалось так близко, что еще поцеловал, на этот раз в теплый висок около испуганно и вместе, показалось ему, радостно дрогнувших влажных ресниц.
Так и увез с собой не ослабевавшее много дней волнение и нежность, в тот отъездный миг охватившие сердце.
Дяденьку удачно выходил от простуды, отпарил в бане, занял рассказами о Туле. И вечером накануне отъезда спросил, когда остались одни:
— А что вы скажете, если женюсь на простой, на дочке оружейника?
— Объяснись подробнее, — велел Семен Степанович. И, выслушав, сказал: — А думал ли, как снесешь, когда дворяне да чиновники, что благородством своим чванятся, принимать ее не захотят?
— Плакать не стану. Друзья истинные, верно, от дому не откажут.
— Тогда — совет да любовь. Жаль только, что следующий год отпуска тебе не положено. Когда же я-то ее увижу?
— Так ей всего пятнадцатый год. Я вовсе не собираюсь еще…
— Вам скоро собраться, — уверенно сказал Семен Степанович. — Но хоть годок пождите. Я для такого случая в Тулу осенью приеду, как работы сельские закончу, слово даю.
Этот разговор радостно вспоминал всю дорогу: «И правда, на ту осень Маше станет уж шестнадцатый год. Но захочет ли идти за меня? Так ведь неспроста сгрустнула…»
Сразу по приезде, едва умылся и присел закусить, спросил подававшую на стол Ненилу:
— Ну, как у Доброхотовых, все здоровы?
И увидел, что вся согнулась, затряслась, и слезы, будто только ждали, полились по морщинам.
— Петя!.. Матушка их?.. Маша?
— Она, — тихо, едва вымолвила Ненила.
— Что? — Он уже стоял, сжав край стола обеими руками.
— Потонула, вчерась хоронили…
— Как! С чего? Купаться поздно… — спрашивал он растерянно.
И Ненила, всхлипывая и сморкаясь в передник, рассказала, что четыре дня назад Маша с матерью шла вдоль Тулицы и увидела, как около моста в Чулково старуха, которая полоскала белье с плота, оступившись, упала в воду. Маша бросилась помочь, стала на колени на скользкие бревна, а та, выплыв, схватила Машину протянутую руку и ее за собой с плота стащила. Пока мать кричала, металась по берегу, пока прибежали мужчины, стали нырять и вытащили обеих вместе, прошло немало времени. Качали долго, прибежал Андрей Карлович, давал нюхать спирт, жженые перья, — ничего не помогло, захлебнулись обе…
…Вот до сих пор и слышится иногда Сергею Васильевичу откуда-то издалека: «Помогите нашему Пете…»
Опять Иванов проводил гостя, и опять против Шепелевского дворца наняли ваньку. Накидывая петлю полости, художник сказал: