— Говорил и как государь вам крестьян двести душ жаловать хотел, а вы отказались, — подтвердил Сергей Васильевич.
— Враки дворской челяди! — рассмеялся Лужков. — Чего не подслушают, то сами придумают. Нашего с государем разговора, чаю, никто не слышал, а я того никому не говорил. Поверьте, кабы пожаловал, так я б не отказался хоть от тысячи душ, чтобы их на оброк самый легкий, а потом и вовсе на волю поотпущать. Лучше мне, чем любому шаркуну или вахтпарадному штукарю они на тиранство достанутся. Дал мне Павел Петрович в пенсию полное жалованье да дом сей с участком, и на том великое спасибо. Но теперь все обо мне сказано. Ведь о вас я только слышал от Иванова, что ногу сию удивительную вам механикус Кулибин приставил. А дале что было?..
За разговором сидели часа три. Пообедали инвалидским варевом, щами и кашей посредственного вкуса. Зато потом пили душистый горьковатый чай в тонких фарфоровых чашках.
— От сего зелья отвыкнуть не могу, — сказал Лужков. — Вина больше не пью, а за чаем в город изредка путешествую. Тогда и бреюсь, как книжные лавки обхожу, где знакомых пугать не след. Одну-две книжки обязательно домой несу.
Когда стало смеркаться и Непейцын собрался ехать, оказалось, что накормленный извозчик спит в кухне, а лошадь, распряженная солдатом с обеими руками, заведена в сарай. Пока расталкивали ваньку и запрягали, опять присели поговорить.
— Где таких молодцов подобрали? — спросил Непейцын.
— Солдат-то?.. Пустовало у меня полдома, что для слуги и кухни рублены были. Кого же пустить? Ведь пенсии моей не на одного хватит. Подумал, что служивые — народ битый да одинокий, деваться им некуда, и кликнул из тех, что Христовым именем ходят.
— На ваших харчах живут?
— Зато двор и дом убирают, огород копают, щи варят, да в сем деле не мастера попались. До прошлого года который жил, тот готовил — хоть к генералу поваром. Зачем раньше не приезжали?
— Куда ж делся?
— Схоронили. Стар был, еще румянцевский. Другого взял.
— А земли ваши новороссийские?
— Брата двоюродного дочке в приданое подарил.
Безрукий солдат доложил, что сани у крыльца.
— Чего же вам пожелать? — сказал Лужков, вставая. — Семьей обзавестись? Но я и бобылем по-своему счастлив, а как на семью болезни навалятся? И одиночество для размышлений вольготней… Генеральского чина? Так, кажись, вы из тех, кому и без него солнце светит… А про себя опять скажу, что тут много счастливей, чем во дворце. Могилы беднякам роючи, за травами, за букашкой и птицей иль, как нонче, за игрой денницы на снегу наблюдая, радости больше познал, чем когда в Академию на собрание хаживал или государыню в библиотеке поджидал… Так вот-с, и пожелаю вам, чтоб под старость оказаться здоровому да в своей родной псковской берлоге средь полей и чтоб добрые люди около случились. Прощайте. Задержитесь еще в сих краях, то милости прошу…
В департаменте сказали, что Аракчеев прислал эстафету — встретил государя, ехавшего в армию, и получил приказ присоединиться к свите.
— Когда ж теперь будет? — спросил Непейцын.
Чиновник развел руками:
— На все воля его величества…
Значит, изволь сидеть в Петербурге и ждать. Все как шестнадцать лет назад: ожидание, неопределенность, надежды…
Но долго жить, как тогда, у Брунсов не довелось. В срок к ним приехали родственники, и пришлось перебираться на Выборгскую. Здесь оказалось к Артиллерийскому департаменту ближе — напрямик по льду от гошпиталя. Да еще Марфа Ивановна ваялась кормить постояльцев за самую умеренную плату. Одному худо — Пете Доброхотову: версты три до Академии. Но сердобольная вдова совала во все Петины карманы пироги, бутылки с молоком, и он, приходя домой только вечером, не стал худеть. А Федор толстел на глазах. Когда же Непейцын сказал об этом, не постеснялся ответить:
— Не изволите замечать, что и сами пополнели-с. Ей-ей! Гляньте в зеркальце. Тут, правду сказать, и не хочешь, а ешь, ей-богу-с!
Это была сущая правда. Готовила Марфа Ивановна вкусно, особенно молочные блюда и ватрушки, так что ели за обе щеки, и после слов Федора Непейцын почувствовал, что и верно, кажись, нужно новую дырку пробить на поясе искусственной ноги. Предложил повысить плату за столовников, но услышал: