— Но раз стало полегче, — сказал Сергей Васильевич, — то уж наберись терпения, учись и не желай досрочного производства. В полках тоже не мед. И там какой начальник попадется. Не зря поэт писал:
— Так для службы в строю я все и сейчас отлично знаю, — не унимался Яша — Много ль вам дядя, артиллерия да фортификация понадобились… Рассказывали же сами про Дорохова…
Непейцын жил в маленькой, оклеенной выцветшими розовыми обоями девической комнатке Екатерины Ивановны, в которой стояли только два стула, столик и узенькая кроватка.
— Был еще комодик с зеркальцем, вот тут, — указала однажды Марфа Ивановна, зашедшая подмести крашеный пол, — так в приданое отдали да зря в Сестрорецк свезли. Ему, вишь, не по вкусу пришелся — прост, сказал, больно. Велел в сарай снесть… Ох, батюшка, как мы бога молили, чтоб за здешнего кого вышла, в дом его принять! Сами бы в заднюю комнатку перебрались. И уж надеяться стали, что за Ермолая Саввича пойдет. Он тогда совсем иной был, — понизила вдова голос, хотя предмет ее рассказа пребывал на службе.
— Веселый? Разговорчивый?
— Нет, разговору особенного никогда не слыхали, а веселость была, улыбался все, на нее глядючи, на гитаре бойко поигрывал. Я думаю, потом бы и заговорил, как сама ободрила. Приданое ведь шили уж. А тут он и покажись Кате. К сродственнику, вишь, к дьякону приходскому, из Казани принесло. А нас на именины туда звали. К ней подвернись и давай красоваться. Сбил девушку в один вечер. Пришла домой другая. «За него хочу!» — и все тут.
— А Ермолай Саввич что ж?
— Обгорел будто, так Иван Назарыч говорил, в должности его видав. Высох, почернел. Пол, а то четверть человека осталось. Сюда года три ни ногой. На Ивана Назаровича обижался — зачем за того хлопотал.
— Чтоб из Казани перевели?
— Ну да. Так ведь мягким барашком прикинулся: «Не заставьте несчастным всю жизнь ходить, или в Казань ее отпустите». А чего отец для дочернего счастья не сделает? Потом-то хватились, что, кабы не хлопотать, может, и стал бы. Так ведь и она убивалась, присушил… — Марфа Ивановна вздохнула. — Не всем счастливым быть, как мы с Иваном Назарычем. Или вот дядюшка ваш у меня с ума не идет: за праведную жизнь — и такая старость одинокая.
«Она про дяденьку больше моего помнит, — подумал Непейцын — Надо Пете велеть к Брунсам забежать, нет ли почты».
На другой вечер Доброхотов принес два письма. Семен Степанович поздравлял с чином и орденом, советовал не печалиться, — может, новое место будет не хуже, сожалел о смерти Фомы и наказывал не выходить в отставку. Сам он так скучает без дела, что, кабы не под семьдесят, снова просился бы в городничие — в Луках как раз помер господин Догадчиков, который когда-то его сменил на сей должности.
Второе письмо было от Фили. Он распродал что назначено и дом передал капитану Козлову. Старые заказы почти закончил, а новых пока не берет — ждет известий о службе Сергея Васильевича, чтоб решить, трогаться ли с Ненилой следом.
Да, да, пора снова наведаться насчет назначения.
Подъезжая к Артиллерийскому департаменту, Непейцын уже знал, что генерал-инспектор возвратился в Петербург. Перед крыльцом стояло несколько карет и щегольских саней. Фельдъегерь с сумкой для депеш на груди, завертываясь в шинель, разминулся с извозчиком, везшим Непейцына. Писаря как ошпаренные выскакивали из подъезда с бумагами и бежали в соседние здания складов и мастерских.
«Слава богу, все ордена, шарф и шпагу догадался нонче надеть, могу хоть сейчас являться», — подумал Непейцын.
Войдя в канцелярию, за которой находился кабинет графа, Сергей Васильевич тотчас его увидел. Тыча перстом в бумагу, Аракчеев что-то приказывал тому чиновнику, с которым дважды объяснялся Непейцын. На неровный Сергеев шаг повернул голову и не дал сказать фразу официального представления.
— А, здорово, Славянин! Только о тебе спрашивал. Как освобожусь, с тобой потолкую. Стул его высокоблагородию!
Он произнес последнюю фразу, не повышая голоса, но несколько чиновников и писарей сорвались с мест, и около Непейцына оказалось два стула. А граф направился к лестнице, ведшей в верхний этаж.
— В строевую часть пошли-с, — пояснил чиновник. — Во все вникают. Вчерась под вечер прибыли, а ноне к вам курьера послать наказали… Шинельку позвольте. Рядом с моей повесим. В зале восемь превосходительных приема ждут, но они, видно, с вами желают беседовать…