— А Чернобуров силен?
— Вторая персона в губернии. Первая — откупщик, вторая — он.
— А губернатор? Вице-губернатор?
— На бумаге они, а на деле Чернобуров. Умен, ход дел знает, писать мастер, слог, как у Демосфена. Но я не кончил о здешних-то. На твое счастье, откупщиков приказчик порядочный, отставной поручик Юрьевич, раненый, который из бедности на такое гадкое дело пошел…
— А смотритель училищ, а врач уездный?
— Одна видимость. Первый в училище не заглядывает, у другого лечиться никто не хочет. Что и знал, перезабыл. Хоть и немец — Ремер фамилия, — а ленив, как турок. Есть еще соляной пристав — пустышка, вечный прапорщик, фамилией Сарафанчиков… И самая первая моя тебе заповедь — жить особняком, благо ты холост. «Отыди от зла и сотвори благо» — в Евангелии писано. Но, к общему рассуждению о городничестве возвращаясь, замечу, что ежели пожелаешь, то немало и добра сделаешь, оттого именно, что на многое твердых законов нету.
— А служил при вас пристав, который сейчас городом правит? — спросил Сергей Васильевич.
— Как же! Бывший квартальный Квасов. Такой складный, рослый.
— Так он, кажись, неплох был по службе-то.
— Был ничего себе, а стал, сказывают, дрянцо.
— С чего же? — удивился Сергей Васильевич.
— А разве не замечал, что многие на низших должностях хороши, а выше — кому ума, кому совести не хватает. Квартальным Квасов был хоть куда — разбитной, толковый, грамотный. Но ведь я смотрел за всем в оба. В тайне он шагу сделать не мог. Разве с купца сахару да рыбы соленой сдернуть за грязь в лавке, — так то мелочь. А сел на мое место лентяй Догадчиков да овдовел вскоре, значит, погонялки домашней лишился, так и забрал над ним силу Квасов: «Вы, мол, ваше благородие, не беспокойтесь, все будет порядком, только подпись на бумаги пожалуйте, которые я подносить стану. И десятой бумагой подмахнул представление о производстве его же, Квасова, в частные приставы. Я-то сию должность вакантной держал за нехваткой подходящего кандидата. А тут снарядил Квасов подношение Чернобурову, и готов новый пристав — правая рука городничего и его замена. Теперь же, как тот помер, то и совсем, слыхать, распоясался.
— Были там недавно? — спросил Сергей Васильевич.
— Мне с места трогаться не надобно, — усмехнулся дяденька, — тут живучи, все знаю. Ездят купцы великолуцкие в Невель, в Витебск, Полоцк, и редкий ко мне не завернет, как раньше в Луках, являлись, чтоб новости рассказать. Помнят мое добро. Так Квасов-то, за городничего оставшись, дерет с правого и виноватого. Жадность, видно, обуяла… Хотя сейчас Чернобуров ему, конечно, уже предупреждение послал, сколь нежданно быстро к ним едешь, чтоб был готов принять и особенно не зарывался…
Вечерело, когда оба ступинские барина вышли на крыльцо с трубками, а в комнатах Аксинья подняла форточки. Закат догорал бледно-желтой полосой, на снег ложились лиловые тени.
— А скажите, крестный, отчего из городничих ушли? Мне, полагаю, то узнать было б полезно, — спросил Сергей Васильевич.
Дяденька затянулся раза два и помолчал, будто прислушиваясь к глубокой тишине, лежавшей над снежными полями.
— На вопрос твой, Сергун, нонче не отвечу, — сказал он наконец. — Может, после когда… Однако знай: ничего бесчестного не сотворил и, погорячась при уходе, не раз потом жалел… И еще: ежели бы ты со мной советоваться смог, то подтвердил бы городничество брать, ибо еще раз скажу: при доброй воле на оном можно немало справедливости поддержать… Ежели не возразишь, то с тобой на первые недели туда поехать не прочь, чтоб в дела ввесть. Последнего городничего в живых нету, а предпоследний есмь я — вот и сдам тебе должность. Согласен? Или пред обывателями застыдишься, что подполковника и кавалера дядя наставляет? Говори прямо…
— Прямехонько говорю, что о том вас прошу покорно, — сказал Сергей Васильевич.
Выехали затемно и часов в девять были у заставы, где все так же встречал приезжих навсегда поднятый облупленный шлагбаум.
— Дурацкое заведение! — ворчал Семен Степанович. — Шлагбаумы приказано Павлом Петровичем на въездах возобновить и посты у них содержать воинским командам, в городе квартирующим. А в Луках гарнизону с тысяча семьсот восемьдесят восьмого года не бывало. Писал я по начальству, просил разрешения снять древеса сии, чтоб, обрушась, не зашибли кого. Так нет! Приказано ремонтировать на обоих въездах… Ступай к собору! — велел он Кузьме. — Надобно политику блюсти, — добавил уже вполголоса, — всем показать, что начал ты с поклонения местным святыням. Оттоль пешком в городническое правление, которое ноне в особом дому, мной строением начатом, где купно с дворянской опекой и земским судом помещена. И уж только потом на квартеру будущую, хотя, чаю, после Догадчикова в тех стенах навряд жить возможно без полного ремонту.