— Федя! Подавай тульскую и все мундирное да вели заложить дрожки.
Но не поспел переодеться, как прибежал запыхавшийся Пухов:
— Так что, ваше высокоблагородие, не идут господин Ремер, больным сказались.
— Чем же болен? — спросил Непейцын.
— Да нет, при мне в постелю завалились. «Меня, говорят, прошлый год уж один генерал за зуб свой чуть бутылкой не пришиб. Не пойду, делайте со мной что хотите».
— Ах, черт его возьми!.. Так беги к цирюльнику Гавриле, что кулачный староста, в Заречье, на Барановскую, зови его.
— Слушаюсь! — И Пухов исчез.
«Надо на случай новых оскорблений иметь свидетеля», — раздумывал, одеваясь, Сергей Васильевич.
— Беги и ты, Федя, к почтмейстеру, проси от меня сейчас прийти на почтовую станцию…
Когда, одетый в парадную форму, Непейцын поднялся на крыльцо станционного дома, на нем среди проезжих стоял цирюльник Гаврила, завертывая в тряпицу инструменты.
— Ну, спасибо, братец, — сказал Сергей Васильевич и, проходя, потрепал его по широченному, налитому силой плечу.
— У меня мигом, ваше благородие, — отозвался тот.
Теперь проезжий сидел посередь горницы на стуле и плевал кровью в таз. Подняв глаза, он уставился на ордена Непейцына.
— Что вам угодно? — спросил он, еще раз отплюнувшись.
— Так вы же приказали мне явиться по всей форме.
— Но тот без ноги был? — Опять плевок и недоверчивый взгляд.
— Она у меня механическая, приставная. Помог вам подлекарь?
— Помог… Мастер рвать… А на вас какой чин?
— Подполковник.
— Отставной?
— Нет, действительной службы и, как тяжело раненный, состою пенсионером капитула ордена святого Георгия.
— Вот что… Однако, сударь, вы службы не знаете…
— Из чего вы сие заключили?
— Хоть из того, что не именуете меня как должно.
— Так я ж не знаю, кто вы такой. Кричать на меня вы кричали, чертом, иродом и скотиной обругали, а сами не назвались.
— Я не обязан вам подорожной давать. — Плевок и еще плевок. — А вы обязаны проезжающим помощь оказывать.
— Я к вам на помощь поспешил в сюртуке, чтобы не задерживаться, и вы же меня обругали. А назваться бы вам следовало, ежели угодно, чтоб я вас по чину именовал.
— Генерал-майор Желтухин, вот кто я. Теперь знаете?
— Знаю, ваше превосходительство. А засим честь имею…
— Как! Разве я вас отпустил? — Плевок.
— Что же вам еще угодно? Присланный мною человек зуб вам вырвал, я в полной форме явился. На том мои обязанности помощи вам и вежливости вашему чину оканчиваются. А смотреть, как плюете в таз, я не обязан как штаб-офицер и инвалид.
— Подождите, я вам еще замечание сделаю: отчего пришли в прежней форме, в погончиках, а не в эполетах, которые полгода высочайшим приказом введены?
— Оттого, ваше превосходительство, что в сем уездном городе их не купить, а из Петербурга еще получить не сумел.
— Сие не ответ начальнику.
— Какой же вы мне начальник, ваше превосходительство?
— Я генерал.
— Про то слышал, но мне неизвестно, какое место занимаете.
— А вот я в Петербурге подам на вас жалобу за дерзость!
— Кому угодно-с. Но я отвечу, что вы за оказанную вам помощь и представление по всей форме изругали меня без вины.
— С виной! С виной! Врете-с, с виной!
— Честь имею, — опять поклонился Сергей Васильевич и вышел.
За дверью стояли Нефедьев в мундире и смотритель почтовой станции с подорожной в руках. Заглянув в нее, Непейцын прочел: «Командир 2-й бригады 20-й пехотной дивизии генерал-майор Желтухин 1-й». Подумаешь, персона!..
Он взял под руку бледного почтмейстера:
— Простите, Иван Макарьевич, что потревожил, но хотел свидетеля иметь хоть за дверью, ежели, как давеча, браниться начнет. Однако обошлось одной пикировкой. Идемте отсюда.
— Нет, батюшка, теперь моя очередь. Ведь он и за мной присылал… — Почтмейстер шагнул к двери и сказал смотрителю: — Давай подорожную да вели закладывать… Ну, господи благослови…
Непейцын едва успел разоблачиться, как перед его домом остановилась дорожная коляска. Выглянув в окошко, увидел генерала в мундире и в шляпе, а через минуту на крыльце раздался знакомый голос, но в самой учтивой интонации:
— Доложи, любезный, что генерал Желтухин просит принять.
«Понятно! Почтмейстер упомянул про Аркащея», — сообразил Непейцын и громко приказал вошедшему Федору: