— Вы?.. За него замуж? — оторопело переспросил Непейцын.
— Тс-с! — сказала княжна, кивнув на первые дома Дворянской улицы, к которым они приближались. — Теперь до заставы о том молчок… Никому, кроме вас с Семеном Степановичем, до поры известно быть не должно… — И спросила уже повышенным голосом: — Неужто каждый день такой обход? Во всякую погоду? Жалко, что наша усадьба за городом, хоть иногда бы навещали…
Она болтала почти одна до самой своей калитки, а Непейцын шел удивленный и взволнованный, косясь на спутницу, у которой ярко горели щеки. Видно, и ей непросто далось недавнее признание.
— Сядемте, — пригласила она, указывая на скамью в цветнике. — Так почему бы мне за него не пойти? — спросила, строго насупив брови. — Оттого, что я княжна, а он родился дворовым? Или без венца сожительствовать барыне с кучером, как по всей России бывает, греха большого нету, а с помощью попа совершить такое княжне Давидовой негоже? А я законного мужа рядом видеть хочу, пусть не барина, но мне по сердцу, и чтоб все перед богом и перед собой было ясно и чисто. Конечно, по нашим законам, ежели за него выйти, как только волю ему дам, то прав дворянских лишусь и людьми владеть уже не смогу… Ну, как сие обойти, станем уже сообща думать. Может, все имение продам, да уедем подальше, где он в купцы запишется прежде венца… Не купите ли вы деревню мою? Все мужики ремесла знают, не одной пахотой живут. Они на волю выкупятся и деньги хорошие дадут…
— Так почему вам самой так не сделать?
— Больно долгая с выкупом возня. Особенно же если пронюхают, что уехать хочу, то и станут полцены за себя предлагать. А суженый мой тоже не прочь поскорей оттуда выбраться, где подневольную долю знал.
— Уж не Григорий ли? — наконец-то догадался Непейцын.
— Конечно. Ведь молодец, правда?
— Правда! — согласился городничий. — А сейчас он где же?
— В Иваново уехал с утра. Третьего дня, как обменял его Михельсон, а по бумагам продал за пятьсот рублей, и я ту бумагу Грише отдала, так он, словно в угаре, со мной сюда пустился и имущество кой-какое там оставил. Вот нынче и поскакал. — Она встала, встал и Непейцын. — Ну, племянничек, к себе больше не зову. Когда звала и, врать не стану, хотела, чтобы пришли, не пожаловали — то ль брезговали, то ль боялись чего, — а ноне и не зову, раз невестой счастливой стала… — Рядом дошли до калитки. — С Семеном Степановичем насчет покупки потолкуйте. Коль решите, то недорого возьму, но деньги чтоб сряду.
Медленно брел домой. «Вот так новость! Ай да княжна! Смелая, прямая… Эх, схватился ее прославлять да любоваться! Понравилась теперь?.. А Гришка Кучеров уже ее жених… И правда ведь звала к себе. Так тогда дяденькины сумнительные слова слушал, а что умна да горда, не рассмотрел еще. И тут упустил! Везде-то упускаешь, каракатица безногая…»
— Вот и конец давидовской фамилии, — сказал Семен Степанович, выслушав рассказ племянника. — Молодец девка! Как до настоящего дошло, то и дворянство свое похерить готова. А именьишко ее купить можно. Ей подсобим и в проигрыше не останемся. Мужиков ее всех, почитай, знаю; работящие и немного — четырнадцать, кажись. А дом чистенький. Года три назад, как за невельского поручика собиралась, весь плотники перебрали. Может, мне пригодится, когда сюда супругу молодую приведешь.
— Ну, то вряд ли, — буркнул городничий. — Не умею за дело взяться…
— Аль Варвара тебя задела? — испытующе глянул дяденька.
— Не без того… Нонче вот как приглянулась.
— И правда в особом авантаже была. А раньше чего смотрел?
Сергей Васильевич хотел напомнить дяденьке прежние отзывы о княжне, но тут же подумал, что говорена только правда, а его дело было вникнуть в человека.
И, как бы отвечая на его мысли, Семен Степанович сказал:
— И в городничихи бы годилась. Пришлось бы тебе ее кое-чему по части обхождения подучить, раз рано матери лишилась. А характером первое бы место в городе разом заняла… И сплетницы про невельского поручика не смели бы пикнуть, раз связи твои с графом известны.
— Ох, не говорите хоть вы мне, дяденька, про Аркащея! Чуть не оттого я и на свете существую, что вниманием высоким меня осчастливил! — раздраженно сказал Сергей Васильевич.
— Эк, запылил! Не он, так другой, по нонешнему порядку, тебя бы из Тулы выпихнул, а городничество хоть не бог весть что, да без него что б делал?
— В Ступине бы жил.
— Выискал счастье! С хозяйством на двадцати четырех-то дворах и Моргун управляется. А тебе что бы осталось? Зимой особенно. Лапу, как медведь, сосать? Водку пить? Толстеть? Я, братец, все испытал, как из городничих вышел. Но ведь мне тогда за пятьдесят зашло, а тебе всё тридцать девятый…