— «Олли», базовый трюк, — отзывается он.
— Баг, а ты умеешь так? — Я хватаюсь за возможность пообщаться без напрягов и хоть как-то его расшевелить и, кажется, преуспеваю в этом.
— Умею. — Он смеется, словно только что припомнил какую-то специфическую шутку[18]. — Хотя… Я три сезона на скейте не стоял.
— Тогда пошли!
— Куда?
— Меня научишь.
Я вскакиваю с места, решительно подхожу к скейтерам и обращаюсь к самому улыбчивому пареньку (который нехило напоминает Бага «в молодости»):
— Привет! Ребята, а можно попросить у вас доску? Буквально на десять минут. Очень нужно! — Наверное, из глубин моей черной души прорывается дьявольское обаяние, потому что паренек без вопросов одалживает нам с Багом скейт, а сам садится на бордюр перешнуровывать кеды.
Баг устанавливает скейт передо мной и пускается в долгие разъяснения про какие-то «конкейвы», «тейлы», «ноузы» и правильное положение ног во время выполнения прыжков. Я ни черта не понимаю, но не смею перебивать и глупо улыбаюсь, потому что в этот момент Баг увлечен, словно маньяк, и абсолютно неотразим.
Осознав тщетность попыток донести до меня теорию, он машет рукой:
— Короче, просто смотри. — Встает на скейт и устраивает одну ногу между болтами, а другую — на краю доски. Он без труда запрыгивает на бордюр, проезжает по нему, спускается на асфальт и заворачивает ко мне. Слезает со скейта, бесцеремонно хватает меня за талию и водружает на доску.
— Ноги вот так. Вес распредели равномерно. Перед тем как щелкнуть, перенеси его на заднюю ногу.
Я вижу в его глазах бескрайнее спокойное море, кошусь на губы, и кружится голова. От его шеи так классно пахло, когда мы…
Спохватившись, Баг отпускает меня, краснеет и откашливается:
— Короче, как-то так. Попробуешь?..
С готовностью киваю, пытаюсь что-то изобразить, но путаюсь в «задних» и «передних» ногах и в тот же миг оказываюсь на асфальте, а моя отбитая задница взывает о помощи.
Баг ржет как придурок, цепляет меня за руку и приводит в вертикальное положение.
— Пошел ты! Спорим, у тебя тоже ничего не получится! — обиженно ною я и потираю ушибленную пятую точку.
— Спорим! — Баг встает на борд, трогается с места, разгоняется, сгибает ноги в коленях и выполняет высокий прыжок. Доска подлетает под ним, поворачивается на триста шестьдесят градусов и оказывается точно под его подошвами, когда он приземляется. Довольный произведенным фурором, Баг радостно скалится, и я начинаю психовать.
— Все, с меня хватит! Ты — чертов супермен! — искренне возмущаюсь я.
Он показывает мне язык, но тут же подмигивает и примирительно добавляет:
— Да просто я с двенадцати лет этим занимался!
— Вы видели, как чувак «трешку» сделал?
— Когда?
— Только что! — В рядах юных скейтеров начинается волнение.
Баг поправляет куртку и возвращает доску уменьшенной копии самого себя.
— А у меня «трешка» никак не выходит, — сетует хозяин скейта.
— Помедитируешь неделю, и выйдет! Главное — яйца себе доской не отшибить, — серьезно заявляет Баг, и все гогочут.
Я стою на ярком солнышке и тоже от души смеюсь. Рядом с Багом я умею смеяться.
А без него я — всего лишь девочка-тень в углу пустой, забытой всеми комнаты.
Глава 26
Мы бесцельно слоняемся по площади, спускаемся к набережной и, облокотившись на мраморные перила, смотрим на городских уток, благополучно переживших зиму.
Недосказанность перерастает в отчаяние, но все, что мне остается, — ждать, робко заглядывая Багу в лицо. По нему скользят солнечные зайчики — отражение водяных бликов, и радужки зеленых глаз вспыхивают изумрудными огоньками.
Он красив настолько, что захватывает дух, и я завидую его Маше лютой, отравляющей все живое завистью. Еще бы: эта счастливица может позволить себе любоваться им в любое время дня и ночи и, не скрываясь, пользоваться такой красотой.
— Что? — Баг приподнимает бровь и улыбается. Я как никогда близка к признанию в любви — тупому, слезному, вечно все портящему, но быстро отвожу взгляд. Он все равно не сможет позволить себе взаимности.
— Да так, — пожимаю плечами и озвучиваю первое, что пришло в голову: — Ты кому-нибудь завидуешь, Баг?
— Нет. Я просто осознаю, что кто-то удачливее, а кто-то круче. Может, я хотел бы писать песни на разрыв и пробивать для себя дорогу, но я так не умею. Я принимаю: по факту, почти все люди круче меня.
В очередной раз отмечаю, насколько мы похожи в своем смирении. Это пугает, но я отшучиваюсь: