В выстуженный класс возвращаюсь перед самым звонком. Зорин уже как ни в чем не бывало сидит на месте, уткнувшись в телефон, а Надя и Алька тут же начинают комментировать мой потрепанный вид:
— Друзья, поглядите на лук Литвиновой: видимо, она только что лишила кого-то невинности в подсобке! Да-да, Литвинова! Мы видели, как ты выходишь оттуда! И где же наша Юля?
И тут, как в дурном кино, запыхавшаяся Юля появляется в дверях. Гомерический хохот двадцати глоток сотрясает стены класса.
«Прости, Юля, но, чтобы сохранить статус-кво, мне придется тебя утопить…»
— Ну как, Юль, тебе понравилось? — громко спрашиваю я, и та с придыханием отвечает:
— Да, очень!
Конечно, она имеет в виду школу, которую она обежала. Я знала про ее планы, потому что она слезно просила устроить ей экскурсию на большой перемене.
Однокласснички сразу затыкаются и ошалело, с омерзением на меня смотрят, разве что Зорин трусливо не поднимает головы.
Начинается урок, но я не могу сконцентрироваться на объяснениях учителя. Шок от нападения Зорина прошел, и наружу рвется истерика. Злость и ужас накатывают волнами. Я постоянно чувствую на себе тяжелый взгляд, и тело помнит прикосновения его липких потных рук. Страшно подумать: если бы не мои шрамы, он бы довел дело до конца. Господи, какая мерзость! И что бы я делала потом? Вот что?
На контрасте со свалившейся на меня грязью мое чувство к Багу кажется неземным, ослепительно светлым, чистым и радостным. Мне хочется, чтобы Баг появился здесь и привел меня в норму. Только ему под силу все изменить.
Вырываю из тетради двойной листок, синей ручкой рисую первые невнятные штрихи и проваливаюсь в кроличью нору воспоминаний о нем.
Я снова в счастливом солнечном дне, где Баг, преодолев гравитацию, отрывается от асфальта, и скейт, словно заколдованный, делает полный оборот вокруг своей оси и приземляется точно под его ногами. На лице Бага азарт и восторг, и ветер развевает темные волосы.
Заканчиваю прорисовывать светотени, рисунок почти готов, но тут глупая корова Юля заглядывает за мое плечо и пораженно охает на весь класс:
— Круто! А меня нарисовать сможешь?
Математичка отвлекается от компьютера и грозно смотрит поверх очков.
— Литвинова, я не пойму, чем ты там занимаешься? — Она встает, направляется ко мне, забирает рисунок и с пристрастием его оценивает. — Хм. Весьма талантливо. Но учти — без алгебры в художественное училище тебя все равно не примут. Оставлю сей шедевр у себя, верну после урока.
Глава 31
Раздается пронзительный звонок, математичка, забрав с подоконника сумку, поспешно покидает класс, а забытый ею рисунок остается на учительском столе. Я вскакиваю, перехватываю хищный взгляд Альки, и сердце уходит в пятки. Порезы на ноге все еще болят, да еще и этот маньяк Зорин меня изрядно потрепал, поэтому Мамедова оказывается проворнее — подлетает к столу первой и уводит листок прямо из-под моей занесенной ладони.
Она разворачивает его, пару мгновений силится въехать в то, что видит, и… разражается визгом:
— Откуда ты его знаешь?!! — почти на ультразвуке орет она, и в висок вонзается иголка боли.
Секунду мне даже хочется зажмуриться, заткнуть уши и в ужасе сбежать. Или, поджав хвост, признать в ней хозяйку и повиниться. Но обида за Бага оттесняет замешательство на задний план, растет и крепнет в груди, превращается в холодную ярость и сковывает сердце толстой коркой льда.
А не пошли бы они все? Почему они считают, что ребенок в пузе Маши дает им монопольное право на жизнь Бага, на все его время? На его душу? Они давят на него этим фактом, будто хотят добить за то, что он не оказался полным мудаком и все же женился. За что он сейчас расплачивается? И что он должен конкретно придурочной Альке???
— Откуда ты его знаешь?!! Говори!!! — вопит та во все горло, и я изображаю недоумение:
— Кого, Аль?
— Женьку!
— Какого еще Женьку, Мамедова? Тебе плохо?
Ее лицо перекашивает, а в глазах появляются слезы.
— Вот же он! — Она потрясает перед моим носом листком с чертовым рисунком. — Это Женя! Муж моей сестренки!
По обыкновению, весь класс молча наблюдает за разборками, но сегодня Алька явно переигрывает — чересчур разволновалась и вот-вот забьется в истерике. Усмехаюсь, выдерживаю театральную паузу и чеканю каждое слово:
— Я люблю рисовать людей в движении, частенько сижу на площади и подглядываю за прохожими. В четверг этот парень проходил по Революционке и по просьбе ребятишек со скейтами сделал пару прыжков. У него круто получилось, но он быстро ушел. Отчет окончен. Какая еще часть моей жизни тебя интересует?