Он сидел на полу и щупал лапищей затылок. Лапища была в крови. Он ошарашенно уставился на кровь, потом перевел взгляд на меня.
– Да я тебя, говно проклятое...
Необходимо было снова его стукнуть. Пришлось зайти сзади и перегнуться через спинку стула. Все удалось в лучшем виде.
Остальное не стоит того, чтобы его описывать, скажу только, что когда мы вышли. Шутник послушно шел рядышком со своим старым дружком Шеллом. Разумеется, я поступил бесчеловечно, но я спасал свою жизнь. Мы добрались до моей машины, сели в нее, и Шутник совсем выбился из сил. Потом я подъехал к своему отелю со стороны переулка и втащил Шутника через окно. Это было не так-то просто – попробуйте втащить в окно сразу три мешка цемента. Меня так и подмывало доставить его в свою комнату прямо на машине, но все-таки я в конце концов его туда втащил, отогнал “чеви” подальше, на улицу Доминикуилло, и вернулся в свой номер. Войдя туда через окно – к тому времени я уже делал это в высшей степени профессионально, – я закрыл его и запер на шпингалет, спустил жалюзи и задернул плотные шторы. Шутник все еще спал сном младенца.
Он проснется если, конечно, не сыграет в ящик. Но это меня уже не касалось. Это касалось Винсента Торелли, которому Шутник должен позвонить. Между прочим, пора Шутнику позвонить Торелли и сказать, где находится он и эта черная коробка. Похоже, сперва придется его еще несколько раз огреть, а когда он станет сговорчивым, научить, что нужно говорить.
Глава 21
Мне, разумеется, пришлось приложить немало усилий, но наконец, все было готово. По крайней мере сцена. Я бесконечно репетировал с Шутником.
Теперь он был со мной вполне откровенен, рассказал о том, что делал после нашей драки в “Эль Энкантадо” и прочие подробности, которые были мне необходимы, дабы исключить малейший шанс на провал. Я знал, что он позвонил Торелли сегодня днем после нашей драки, и тот велел ему обыскать мою комнату в “Лас Америкас”, а с меня самого не спускать глаз. Аналогичный приказ был отдан почти всей банде гангстеров. Торелли якобы предполагал, что эти бумаги я либо держу при себе, либо знаю, где они. Выходит, тот, с биноклем, видел, как я ломаю комедию на острове, и пришел к определенным выводам.
Но то, что на острове вовсю пахали, я узнал лишь после того, как Шутник позвонил из “Дель Маре” Торелли. Если так будет продолжаться (что не исключено до тех пор, пока эта черная коробка не окажется в руках Торелли), все мои старания вполне могут пойти насмарку.
Поэтому пора начинать представление. Что и сделал Шутник, позвонив Торелли. Вот краткое содержание его (разумеется, составленного мной) монолога: он видел, как я вылез из белой моторной лодки на пустынном пляже и что со мной была красивая девушка. Он (то есть Шутник) набросился на меня и отнял какую-то черную коробку. Сейчас он уже в городе и жаждет сбыть это барахло Торелли всего за какой-то миллиончик. Торелли ответил, что он подумает. Само собой разумеется. Шутник не сказал Торелли, где он в данный момент находится. Он только сказал, что через час снова выйдет на связь, и если у Торелли к этому времени будут готовы шуршики, ему в мгновение ока доставят эту коробку.
Потом на сцену вышел я. Выждав ровно пять минут, я позвонил Торелли лично и подтвердил все, сказанное Шутником, разумеется, в собственной интерпретации. Еще я добавил, что выследил Шутника и сообщил Торелли, где он теперь скрывается: улица, отель, номер комнаты и даже переулок, куда выходит окно. Далее я сказал, что лишь сегодня узнал от Шутника, кто на самом деле хозяин этой коробки, и как только мне стало известно, что хозяин – сам великий Торелли, я решил от нее откреститься. Я из кожи вон лез, чтобы его умилостивить, и к концу разговора Торелли заверил меня, что если у него в руках окажется оригинал, а не фальшивка, между нами не может быть никаких недоразумений. Очень бы хотелось в это верить.
Я занялся окончательными приготовлениями. Положил черную коробку посередине кровати, чтобы тот, кто войдет в дверь, увидел ее прямо с порога, поставил единственный стул спинкой к окну, выходящему в переулок. Потом поднял жалюзи, но портьеры оставил закрытыми, открыл окно, вылез в переулок и посмотрел, как все выглядит с улицы. Портьеры были достаточно плотными, поэтому я мог различить лишь очертания спинки стула и ничего больше. Я вернулся в комнату тем же путем, закрыл и запер окно, но жалюзи опускать не стал.
И огляделся по сторонам. В правом углу, если стоять лицом к двери, был небольшой чуланчик. Я несколько раз отворил и затворил его дверцу, чтоб убедиться, что она не скрипит. Чулан был расположен очень удобно – входная дверь, открывшись, полностью его собой закрывала.
Шутник сидел на полу, так как совсем недавно пришлось снова его стукнуть. Голова у него была в крови.
– Сядь на стул, Шутник, – скомандовал я. Он послушно встал с пола и плюхнулся на стул.
– А теперь слушай меня внимательно. Он мотнул головой и тупо уставился на меня, не проронив при этом ни звука.
– Когда я щелкну пальцами, ты встанешь и подойдешь к двери, потом вернешься и сядешь на свое место.
Он облизнул губы. Он все еще был чумной и не соображал, что происходит. Я повторил это несколько раз, потом щелкнул пальцами. Он встал, слегка покачиваясь, подошел к двери, потом вернулся и сел на прежнее место. Я все время держал его на мушке кольта, но это, похоже, было излишне.
Мне было противно на него смотреть. Еще противней было от того, что пришлось избить его до такого состояния. Я смотрел на во всем послушного мне Шутника и как-то не верилось в то, что останься он в живых, через какую-нибудь недельку, может, даже меньше, он вышиб бы мне мозги или на худой конец разыграл, причем непременно на виду у соответствующей публики. А мне хотелось жить, и этот древний инстинкт самосохранения во мне не менее силен, чем во всех остальных живых существах. Шутнику никто не навязывал его образа жизни, а убийца и насильник, как правило, умирает не своей смертью, о чем наверняка знает. И я не вынуждал его становиться подонком. К тому же он прихоти ради швырнул меня в океан.