— Как откуда? — Владик явно возмутился. — Вчера весь вечер читал. У папы. Иллюстрированное издание «Жизнь животных» А. Э. Брема, со множеством политипажей и хромолитографиями в десяти томах. Перевод с третьего немецкого исправленного и дополненного издания. Под редакцией магистра зоологии К. К. Сент-Илера. Том третий. Млекопитающие. Хоботные. Непарнокопытные. Парнокопытные. Сирены. Китообразные. Сумчатые. Птице-звери. Цена за том шесть рублей. Санкт-Петербург. Издание высочайше утвержденного товарищества… Одна тысяча восемьсот девяносто третий год…
— Ты нас провел, Хвостиков, — заявила Кулькина, — но провел хитро. Но скажи, пожалуйста, что такое политипажи и хромолитографии. Где нас и вас учили этому?
Владик смутился:
— Собственно, я не знаю, но там так написано. А на обороте, я не сказал, еще более непонятное. Там написано: «Дозволено цензурою. Санкт-Петербург, четырнадцатого мая одна тысяча восемьсот девяносто третьего года». А что такое «цензурою», я тоже не знаю…
— Мы об этом еще поговорим на педсовете, — сказала Кулькина. — Разболтались!
Хвостиков в растерянности взглянул на класс, потом на Рана, который, как ему показалось, смотрел на него бодро и весело, и решил, что сдаваться глупо. Он же знает по зоологии куда больше, чем Кулькина. А она…
— Простите, пожалуйста, Сима, — взмолился Владик. — Но вот… Вот у меня есть несколько неясных вопросов, если, конечно, вы…
— Попробуйте, Хвостиков! — выпалила Кулькина. — Я с удовольствием…
— Какое значение имеет для слона хобот? Как возмещается у слона несоответствие между короткой шеей и длинными ногами? Какие особенности имеет строение зубов у слона? — подряд выпалил Владик. — А то, что слон уступает дорогу самым маленьким, знаете?
— Нет, не знаю. А что?
— Жаль, — сказал Владик. — И не только человеку, а собаке, кошке и воробьям с голубями. Всем уступает!
— Ну? — сказала Кулькина.
— А еще солн любит слонь, — нашелся Владик.
— Что?
— Солн любит слонь…
— Как это понять: солн любит слонь? — поразилась Сима Кулькина.
— А тут и понимать ничего не нужно, — пояснил Владик. — Он вот сидит здесь, на последней парте, и ест соль. Он любит, действительно любит. Я сам ему принес! Я знаю!
— Кто принес? Кто сидит? Кто любит?
— Любит слон, а принес я, — пояснил Владик.
— Кто кого принес?
— Я принес соль.
— А кто любит?
— Слон.
— А что он любит?
— Соль.
— А чего ж ты морочишь нам голову и несешь ахинею? Я даже не могу при детях повторить, что ты сказал. И какая может быть любовь в школе?
— Я сказал, что слон любит соль…
— Во-первых, Хвостиков, ты не то сказал! — стукнула пальцем по учительскому столу Кулькина. — Во-вторых, Хвостиков, ты сказал, что видел, значит, лично видел, как слон любит соль. Где ты видел? Отвечай!
— Сначала на улице, — произнес Хвостиков. — У метро «Краснопресненская», а потом на площади Восстания. А сейчас вот здесь, в классе, — вот же он сидит!
— У метро «Краснопресненская» — зоопарк, — сказала Сима. — Так бы и объяснил, что ты видел слона в зоопарке…
— Я, конечно, видел когда-то слона в зоопарке, — признался Владик, — но не этого и не того слона, потому что тот слон был не тем слоном, о котором сказал Иннокентий Григорьевич, и о чем написано в учебнике «Зоология», и который родил следующего слона через четыре года. Тех слонов, как мне объяснил этот слон, давно нет…
— Кто тебе объяснил? — заскучала Сима Кулькина.
— Этот слон!
— Какой «этот»?
— Какой сидит…
— Все слоны где-нибудь сидят или ходят!
— Все сидят и ходят в зоопарке, а этот по Москве ходит и сидит сейчас у нас в классе, — пытался объяснить Владик. — Ведь я сказал, что солн любит слонь…
— Опять за свое?
— А солн действительно любит слонь. Я вместе с ним ходил, и всюду мы искали эту самую — соль. А потом я взял дома и вот принес, а он лижет…
— Я предлагаю, товарищи! — решительно заявила Кулькина. — Я предлагаю не слушать больше непонятных ответов Хвостикова и, больше того, не считать его надеждой и гордостью класса. Материалы о Хвостикове мы передадим в Министерство просвещения и Академию педагогических наук. Пусть там решают: основа Хвостиков или не основа… Все согласны?
— Все! Все! Все! — завопил класс. — Ура!
И вдруг:
— А как же мы с тобой?
— Ты же, Елкин, только что кричал «ура» и…
— Я кричал, я согласен, конечно, — сказал Митя Елкин. — Но ведь если начнется борьба с троечниками, то что же делать нам? Мне, тебе и всем двоечникам?
— А нам? — робко спросила Нина Стрельцова.
— А нам? — поддакнул Вася Строганов. — Если не будет троечников, то нужно повысить требования к отличникам…
— А если не будет отличников, — продолжила Нина Стрельцова, — то на кого опираться?..
Странное здание!
В доме сидели старые, очень старые люди. В древних мантиях, в накидках мушкетеров, в королевских одеждах. Все о чем-то горячо спорили, даже, кажется, здорово, но за стеклянными стенами ничего не было слышно.
Среди старых, пожилых и просто немолодых людей в доме-локаторе почему-то крутилась Сима Кулькина.
Вдруг стены здания словно раздвинулись.
— Внимание, товарищи! — услышал Владик слова Кулькиной.
— Цель! — прозвучал голос Левитана.
— Есть цель! — ответил второй Левитан.
Третий Левитан пояснил:
— Наша цель, товарищи, троечники! Да, троечники! В годы совместного обучения, товарищи, в годы раздельного, когда мальчики отдельно, а девочки отдельно, наконец, в годы обоюдополого обучения и политехнизации, когда уже трудно было понять профессионально, где мальчики, а где девочки, мы занимались только отличниками обоих полов и только неуспевающими обоих полов. На тех этапах, товарищи, может быть, это было и правильно, поскольку все, что было, всегда правильно, а правильно, как говорит история, все, что было. Но на данном этапе, товарищи, мы должны понять, что в ряды наших учеников затесались будущие люди, которые не признают слов «отлично» и «неудовлетворительно». Им мало и того и другого! Им подавай третье — средненькое, серенькое, незаметное! А человек, товарищи, это всегда звучит гордо. И мы должны направить сейчас главный удар в этом направлении. Короче, против троечников! Мы должны, мы обязаны защитить наших уважаемых отличников, заодно с ними и учеников недостаточно развитых, получающих неудовлетворительные оценки, от замаскированных притязаний так называемых удовлетворительных троечников! Вперед, на троечников, товарищи!
— Вперед! — первой воскликнула Кулькина. — Мы им покажем, что такое солн любит слонь. Уж если они удовлетворительные, даже по зоологии имеют тройки!
Но тут открылась дверь и в комнату вошел зоолог Иннокентий Григорьевич.
— Внимание, товарищи, — сказал он. — Минуточку внимания! У меня есть важное заявление: я все слышал, все знаю и прошу не зачислять товарища Хвостикова в троечники. Я ставлю ему пятерку по зоологии. Более того, я сам благодаря товарищу Хвостикову стал читать газеты. По утрам, подчеркиваю! Я пойду теперь в зоопарк, в цирк пойду, где я лет десять не был. Я буду читать Брема!
— Иннокентий Григорьевич! Иннокентий Григорьевич! — бросилась ему на шею Кулькина. — Миленький! А что мы? Как же мы? А он говорит, что видел слона и что будто бы…
— А я видел слона! Видел, видел! — не потерпев несправедливости, закричал Владик. — И не солн любит слонь!..
Так закричал, что родители проснулись:
— Что случилось?
— Ты что?
— Я ничего, — бодро сказал Владик. — Просто слон любит соль. С добрым утром! Я в школу не опоздал?
