- Гартштейн.
- А название оздоровительной клиники, куда вас перевели?
- "Аркадия" в Дельменхорсте, под самым Бременом.
Адвокат вновь кивнул, записал что-то на взятом со стола листке бумаги и поднялся.
- Оставайтесь здесь, - сказал он и ушел.
Адвокат вновь прошел в кабинет и по справочной узнал телефоны пекарни Эберхардта, Главного госпиталя Бремена и клиники "Аркадия" в Дельменхорсте. Сначала он позвонил в пекарню.
Секретарша Эберхардта оказалась очень доброжелательной: "К сожалению, герр Эберхардт уехал, - сказала она. - Нет, связаться с ним нельзя, он путешествует по Карибскому морю вместе с женой. Вернется через месяц. Может быть, я смогу вам помочь?"
Адвокат заверил ее в обратном и повесил трубку. Набрал номер Главного госпиталя Бремена и попросил отдел кадров.
- Это звонят из отдела соцобеспечения, - солгал он, не моргнув глазом. - Я бы хотел узнать, есть ли среди ваших работников санитар по фамилии Гартштейн.
Девушка на другом конце провода полистала списки и ответила:
- Да, есть.
Спасибо, - произнес нюрнбергский адвокат, нажал на рычаг, вновь набрал тот же номер, попросил регистратуру.
- Звонит секретарь хлебопекарной компании Эберхардта. Мне бы хотелось узнать, как дела у одного из наших работников - его доставили к вам с болезнью желудка. Его зовут Рольф Гюнтер Кольб.
Адвокату вновь пришлось подождать. Наконец регистраторша нашла историю болезни Кольба и, посмотрев на последнюю страницу, сообщила:
- Он выписался. Его состояние улучшилось настолько, что его перевели в оздоровительную клинику.
- Куда именно?
- В клинику "Аркадия", в Дельменхорсте.
Адвокат снова нажал на рычаг и позвонил в "Аркадию". Ответила женщина. Выслушав просьбу, она повернулась к стоявшему рядом врачу, прикрыла микрофон ладонью и сказала: "Интересуются человеком, о котором вы говорили, Кольбом".
Врач взял трубку.
- Да, - сказал он. - Я главный врач. Доктор Браун. Чем могу служить?
Услышав фамилию Браун, секретарша бросила на шефа изумленный взгляд. Доктор выслушал голос из Нюрнберга и без запинки ответил:
- К сожалению, герр Кольб выписался в прошлую пятницу, не закончив лечения. Дело неслыханное, но я помешать ему не смог. Да, его перевели сюда из госпиталя в Бремене. С раком желудка в стадии ремиссии, - еще несколько секунд он слушал, потом проговорил:
- Нет, что вы! Рад помочь.
Врач, настоящая фамилия которого была Розмайер, повесил трубку и тут же позвонил в Мюнхен, сообщил: "Интересовались Кольбом. Видимо, проверка началась".
А в Нюрнберге адвокат вернулся в гостиную со словами:
- Хорошо. Вы, Кольб, видимо, тот, за кого себя выдаете. Но я бы хотел вам задать еще несколько вопросов. Не возражаете?
"Изумленный" Миллер безмолвно кивнул.
- Хорошо, - повторил адвокат. - Вы подвергались обрезанию?
- Нет, - пробормотал совершенно сбитый с толку Миллер.
- Покажите, - негромко приказал адвокат. Петер не пошевелился.
- Покажите, сержант! - рявкнул адвокат.
Миллер вскочил со стула, стал по стойке "смирно".
- Цю бефель, - сказал он, простоял три секунды, держа руки по швам, потом расстегнул брюки. Адвокат взглянул и кивком разрешил застегнуться.
- Ладно, значит, вы не еврей, - сказал он примирительно.
Усевшись на стул, Миллер растерянно пробормотал:
- Конечно, не еврей.
- Дело в том, - улыбнулся адвокат, - что евреи, случалось, хотели выдать себя за наших товарищей. Но таких мы быстро раскусывали. А теперь я начну задавать вам вопросы. Проверю, тот ли вы, за кого себя выдаете. Где вы родились?
- В Бремене.
- Верно. Место вашего рождения указано в списке членов СС. Я с ним только что сверился. В "Гитлерюгенде" состояли?
- Да. Вступил в тридцать пятом, в десять лет.
- Ваши родители были убежденными национал-социалистами?
- Да, и отец, и мать.
- Что с ними стало?
- Погибли при бомбежках Бремена.
- Когда вы подали заявление в СС?
- Весной сорок четвертого года. В восемнадцать лет.
- Где обучались?
- В учебном лагере в Дахау.
- Вытатуирована ли у вас на левой подмышке группа крови?
- Нет. Да и выкалывали ее не на левой, а на правой подмышке.
- Почему же вас не татуировали?
- Видите ли, обучение в лагере заканчивалось в августе сорок четвертого года, и нас должны были направить служить в войска СС. Однако в июле во флоссенбургский концлагерь пригнали офицеров, замешанных в заговоре против Гитлера, и тамошнее начальство попросило для усиления охраны направить к ним людей из нашей части. Вот меня с десятком других самых прилежных курсантов туда и послали. Так что мы пропустили и выпускной парад, и татуировку. Однако комендант сказал, она не понадобится, ведь на фронт мы уже не попадем.
Адвокат кивнул. Комендант, без сомнения, понимал, что в июле 1944 года, когда союзники продвинулись уже в глубь Франции, война близилась к концу.
- А кортик вы получили?
- Получил. Из рук коменданта.
- Что было на нем написано?
- Слова "Кровь и честь".
- Чему вас учили в Дахау?
- Мы прошли полный курс военной подготовки и политико-идеологический курс в дополнение к уже изученному в "Гитлерюгенде".
- Песни разучивали?
- Да.
- Как называется сборник маршей, в котором есть "Песня Хорста Весселя"?
- Это альбом "Время борьбы за нацию".
- Где расположен учебный лагерь Дахау?
- В пятнадцати километрах от Мюнхена. И в пяти от одноименного концлагеря.
- Какую форму вы носили?
- Серо-зеленые брюки и такого же цвета китель с черными петлицами - на левой стоял чин; сапоги и ремень из черной кожи с вороненой пряжкой.
- Что было на ней изображено?
- По центру - свастика, а вокруг девиз "Честь в преданности".
Адвокат встал и потянулся. Закурил сигару, подошел к окну сказал:
- А теперь, сержант Кольб, расскажите о концлагере во Флоссенбурге. Где это?
- На границе Баварии и Тюрингии.
- Когда он открылся?
- В тридцать четвертом году. Это одно из первых заведений для тех сволочей, что предали фюрера.
- Каковы были его размеры?
- В мою бытность - триста на триста метров. По границе стояли девятнадцать сторожевых вышек с легкими пулеметами. Переклички проводились на площадке размером двадцать один на сорок один метр. Эх, как мы забавлялись там с жидами..ш