— Что у тебя за тяга к преувеличениям! Всего-то… четырнадцать штук.
— Брал бы уж ящик! Для ровного счета. Чего мелочиться…
— Полагаешь? — задумчиво потер подбородок отставной прапорщик.
— Я пошутил, дед, пошутил, расслабься! — с веселым испугом воскликнул Лавин.
— Да и то… Что я, алкаш какой? В крайнем случае еще подкупим.
— Подкупим, подкупим. Пошли давай.
— Лови тачку.
— Никаких тачек. Метро и только метро.
Они доехали до станции метро "Бабушкинская", затем две остановки на автобусе.
— Все, пришли. Вот наш дом.
Шамышов не спешил заходить в подъезд. Он остановился и внимательнейшим образом оглядел двор, окрестности, саму пятиэтажку с покатой крышей.
— Рекогносцировка местности? — хмыкнул его молодой друг.
— Нельзя так говорить.
— Как?
— "Рекогносцировка местности". Рекогносцировка это уже разведка местности. Получается масло масляное, тавтология.
— Мама дорогая! С кем я имею дело!
— Ладно, не ори на всю округу. Поблагодари за науку, и пойдем.
— Надеюсь, нас ждут, — нажимая кнопку звонка, произнес Лавин.
Дверь открылась. На пороге стоял молодой мужчина, примерно лавинского возраста, в спортивном костюме и фартуке поверх него.
— Наконец-то! — с бросающимся в глаза облегчением воскликнул он.
Первым в квартиру шагнул отставной прапорщик.
— Здорово, Андрюха! — поставив сумку с водкой, раскинул он руки.
— Здорово, Маркелыч! Сто лет тебя не видел. Они обнялись.
— Меня-то пустите! — заворчал Лавин. — Устроили тут шоу… прямо на пороге!
2
Андрей Лукин был старинным другом и действующим адвокатом Лавина.
С Маркелычем он познакомился в те трагические времена, когда был убит друг и партнер Никиты Марат Ганин, и когда сам Никита остро нуждался в помощи. В тот раз опыт адвоката, его связи да и непосредственное участие очень пригодились друзьям.
И теперь, сразу же после звонка москвичей, одним из первых, к кому обратился Никита, был Андрей Лукин.
Вдвоем они и разработали весь план. Вернее, ту часть, которая предусматривала транспортировку груза до Москвы. Пока люди Охотника, сломя голову, гнались за Никитой, помахивающим, как манком, "дипломатом", Лукин в "Вольво", за рулем которого сидел начальник службы безопасности "Старого дома", мчался прочь от дома Лавина. Облигации к тому времени уже благополучно перекочевали из кейса в его видавший виды темно-коричневый портфель телячьей кожи с массивной ручкой и прочным замком.
Пересев в "девятку", Андрей направился в Новосибирский аэропорт, откуда спустя несколько часов благополучно вылетел в Белокаменную. До самой квартиры он ни на одну секунду не выпустил портфель из рук.
Квартиру эту Лавин снимал уже больше года. Даже при периодических поездках в столицу это гораздо удобнее, чем иметь дело с гостиницами. Тем более, что при договоренности и за отдельную плату хозяева производили уборку, меняли постельное белье и следили, чтобы в холодильнике всегда был необходимый минимум продуктов.
Особо ценным было то, что в Барнауле про эту квартиру почти никто не знал. Никита использовал ее только для себя, своей семьи, несколько раз разрешал в ней остановиться тому же Лукину, Маркелычу, когда тот с женой летали в Венгрию, вот и все…
— Что это ты тут готовишь? — потянул носом Шамышов, направляясь в кухню.
— Картошку жарю.
— У, молодец! Горяченького с дороги — это в самый раз! Скоро поспеет?
— С минуты на минуту. Давайте мойте руки и — за стол. Уже накрываю.
— Сунь-ка водочку в холодильник, сынок. Картошка должна быть горячая, а водка — холодная.
— О, узнаю Маркелыча! — заглянув в сумку, восторженно воскликнул Лукин.
— Так ить… — скромно выпятил губу отставной прапорщик.
— Что — так ить! Здесь на целую роту!
— Как будто подслушал! — крикнул из ванной Лавин. — Я ему то же сказал.
Спустя несколько минут троица расселась за накрытым столом в кухне.
В шкафчике нашлись и граненые стаканы — любимая посуда старого разведчика.
Шамышов разлил друзьям по полстакана, себе — три четверти.
— Ну, со свиданьицем, что ли, — подняв стакан, провозгласил он.
— Со свиданьицем! — с удовольствием поддержал тост Лукин.
Все чокнулись. Маркелыч, прикрыв глаза от блаженства, выпил водку с наслаждением путника, добравшегося наконец-то после изнурительного перехода по пустыне до воды.