Это были не мои мысли, вернее, остаток чьей-то воли. Мне было там страшно, я не хотел вообще принимать участие в этом эксперименте. Меня вынудили.
— Где я? — спохватился, пока мне не успели ответить на первый глупый вопрос.
— Ты можешь открыть глаза? — задал встречный вопрос голос. — Ладно, не стоит пока. Ты в медицинском блоке Биотек. Тебя достали из симуляции из-за… — голос замялся. — Из-за ошибки в программе. Экстренный выход не отразится на тебе, не переживай, но пару недель придется восстанавливаться у нас.
Пока женщина говорила я все-таки попробовал открыть глаза — ожидаемо не вышло. Единственное, что понял, так это то, что вокруг темно, а мягкий желтый свет льется откуда-то далеко спереди. Попил из губки, поднесенной к моему рту, влага жгла пищевод так, что зародились сомнения в том, что это вода. Сознание подсказало — выход из долгого погружения в виртуальную реальность может вызвать серьезные последствия для организма. Первым пострадает мозг, затем пищеварительная система, после мышцы и всё остальное.
— Ты помнишь, почему участвовал в проекте? — напомнил о себе голос.
— Да. — вяло ответил я. Препараты вырубали меня, но думать получалось на удивление хорошо.
— Отлично. Ты осознаешь, что тебя обманом затащили сюда?
— Что вы имеете ввиду? — насупился я. — Я повредил оборудование, мне выставили счет, вот и весь разговор. — я как мог пожал плечами. — Предложили отработать таким образом. Согласился.
— Эх ты. — тяжело вздохнул голос. — Твой случай можно было легко оспорить в суде и, между прочим, ты бы выиграл дело, будь у тебя хороший адвокат. Всё подчистить Биотек не успели бы.
— Вы разве не оттуда? — искренне удивился я.
— Можно сказать нет. — усмехнулась моя собеседница. — Но я пока работаю с ними и, кстати, добилась твоей, так скажем, полной амнистии. Более того ты получишь всю выплату по контракту и компенсацию.
— Что, и на работу обратно возьмут? — с надеждой спросил я.
— Это навряд ли. — снова смешок. — Но тут уж моя вина.
— То есть как?
— Видишь ли, тебя хотели, выражаясь по-вашему, списать. — я услышал скрип ножек стула о плитку пола, затем цокот каблучков. — Долг, между прочим не законный и не обоснованный, списали бы в счет контракта, да, Абрам? — она обратилась к кому-то, кого я не слышал от слова совсем. Стало жутко неуютно. — Остаток выплатили бы, предоставили скудное лечение за счет твоей страховки, а потом вышвырнули бы, как больную ненужную скотину за ворота.
Она говорила с нажимом, чеканя каждое слово, будто орудовала тяжеленым молотом по раскаленной наковальне. Казалась такой нежной сперва, но предстала в свете истинной валькирии. Потрясающая женщина. Я снова попытался открыть глаза, и снова зашипел от боли.
— Чем же я обязан такому спасению, прекрасная незнакомка? — я схватил пальцами свободной от иглы руки переносицу и с силой надавил, но от этого голова только закружилась, и конечность рухнула обратно на мягкую чистую постель.
— Польщена. — удивилась собеседница. Тон её снова обернулся шелком. — Ты же не видишь меня, почему…
— Глаза не нужны для того, чтобы распознать хорошего человека. — перебил я собеседницу, предотвращая ненужные сейчас философские рассуждения.
— Интересный ты. — в голосе чувствовалась улыбка. Такая улыбка бывает, наверное, только у мам. — Я человек мира. Не могла не помочь. — Цокот каблуков мерно удалялся. — Отдыхай. Может встретимся еще.
Больше со мной в тот день никто не говорил. В следующие двое суток тоже, лишь безмолвные андройды приходили менять мне капельницы и ставить какие-то инъекции, да приносили новый пластиковый графин с водой. Глаза я смог открыть и, не без ругани и шипения, привыкнуть к мягкой полутьме своей палаты. Обстановка была спартанская — помимо моей койки и целой прорвы мониторов, трубок, капельниц и проводов, оканчивающихся присосками на моём теле, был еще старый офисный стул и какая-то невзрачная грязного желтоватого цвета тумба у изголовья.
За это время я старался не думать о сорвавшейся отработке, о жестоких боях за крепость у границ Осборна, о павших товарищах… После всего пережитого не сложно было сложить два плюс два — это же был эксперимент. Я смутно помню детали того контракта, но строчка об отказе от претензий в случае необратимых последствий применения экспериментальных технологий наводила на некоторые мысли. Как итог — я не верю собственным эмоциям и чувствам там, на Эйнхории. Мозги запеклись румяной корочкой, гормоны и вся химия тела безбожно лгала воспаленному разуму, психика нарушена. Я даже не мог сказать я это сейчас или кто-то другой.