Михаил Божесов желал изменить Россию к лучшему, сделать её богатой, надёжной и перспективной для своих же жителей. В наше время редко кто хочет работать на благо своей страны, чаще всего на неё машут рукой с мыслью о том, что ничего сделать уже нельзя. Божесов был другим».
Пробежав текст быстрым взглядом, епископ со скептической улыбочкой убрал лист бумаги в чемоданчик и вернулся в дом.
– Машина вас ждёт, – сказал ему Жорж на плохом русском. – Желаем вам удачи.
– И вам не хворать! – кивнул всем Евгений, садясь в Мазерати.
Автомобиль выехал из ворот поместья, и Евгений с тоской взглянул на этот дом, понимая, сколько произошло здесь важных событий… В деревне он попросил водителя остановиться у разговаривающего с кем–то священника Дироша.
– Падре, – окликнул его епископ. Старичок повернулся.
– А, Кардинал, – шутливо отвечал он на французском. – Уезжаете от нас?
– Да. Мне нашли общественно важное применение!
– Ну, дорогой мой, это просто прекрасно! Надеюсь, у вас всё будет хорошо!
– Да. Вы знаете, вчера я наконец победил. Встречи выпускников не проходят даром!
– Я вам всегда говорил, что с прошлым надо встречаться безбоязненно!
– Ну, ну, ну. Признаю свои ошибки… Жить стало приятнее, – епископ улыбался. Дирош улыбался тоже.
– Чем же вы займётесь?
– Моралью, образованием, семьями, ещё лекции читать буду… Книгу, кстати, начинаю новую.
– Да?
– Божесов попросил в нашем последнем разговоре.
– Ну, всего хорошего. Да хранит вас Дева Мария! – ласково пробубнил старичок.
– Спаси Господи! – помахал рукой Евгений и выехал за пределы деревни.
Автомобиль нёсся по той же дороге, которой вёз епископ Орлову к себе в гости. Какие интересные события произошли из–за этого визита – определённо, и Орлова, и Божесов, и он сам были очень редкими и удивительными людьми… Проезжая мимо виноградников, Евгений вспоминал с тёплой улыбкой свой вчерашний день и тот длинный разговор с самым важным для него человеком, в голове появились простенькие строчки:
Мы со школьной скамьи
Были рядом друг с другом.
Загоралась любовь
Поднимаясь к натугам.
Я был счастлив и ты
Тоже вряд ли страдала,
Но жестокая жизнь
Нас чуть–чуть разыграла.
Не достоин твоей
Я любви оказался.
Но в тебя продолжал
Безнадёжно влюбляться.
Хоть теперь мы друзьям,
Но любить продолжаю,
И огромный наш Мир
Для тебя созидаю…
Да. Вчерашний разговор хоть и разрешил у Евгения все сомнения , противоречия и отменил самобичевания за свои прежние ошибки, но он чётко осознавал, что весь его дальнейший труд, всё его служение будет только ради Неё, той прекрасной, светлой, доброй первой любви…
И гнал автомобиль в Париж по автостраде, и легко было на душе у Евгения, понимающего всю суть будущего существования. Он вновь открыл чемоданчик со своими литературными набросками, ещё раз пробежался по написанному тексту, скомкал и выбросил этот лист и, подумав буквально несколько секунд, на новой странице вывел заглавие «Божесов» и начал писать мелким почерком: «Прозвенел третий звонок. Зрители заняли места согласно купленным билетам…»
Рука Евгения торопливо бежала по бумаге, стремясь рассказать всё–всё–всё также быстро, как Мазерати летела в будущее, наполненное счастьем, любовью и благодарным трудом на благо новой, расцветающей страны и возрождённой жизни.