Стрэттон отмахнулся от склоненного над его плечом лица и, пе глядя, холодно бросил: «Проваливай!»
ГАУ кинулся прочь от отеля и, спотыкаясь, побежал по улице, не вытирая катящихся по лицу слез. Стрэттоп спросил, что это за тип только что просил у него депег. «Это был сенатор Тейбор», - ответил кто-то из его друзей. «Что? - воскликнул Стрэттон. - Тейбор просил сотшо?»
Он вскочил и побежал по улице вдогонку за ГАУ. Оп извинился перед Тейбором, об?ьяспил, что пе узнал его, вытащил из кармапа пачку долларов в пятьсот, супул их в руку ГАУ, а потом спросил: «Тейбор, а пе хотите ли вы стать почтмейстером Дспвера? Я могу заставить сенатора Уолкотта получить для вас этот пост у президента Мак- Кипли».
ГАУ сердито ответил: «Я пожертвовал городу участок, па котором стоит почтовая контора».
«Помшо, помшо, - сказал Стрэттон, - но хотите ли вы быть почтмейстером?»
13 япваря 1898 года ГАУ стал почтмейстером Депвера. Он переселил Бэби Доу и двух девочек из коттеджа в «Уиндзор-отель». Жалованье его составляло 3500 долларов в год. Оп решил стать хорошим почтмейстером, лучшим, чем в Оро-Сити, где была Аугуста, выполнявшая эти обязанности. На работе он появлялся в девять часов утра и уходил позже последнего клерка. Оп приносил с собой па работу завтрак, а если выпивал что-либо, то это неизменно было пиво. Он хорошо относился к подчиненным, по и следил за тем, чтобы почта работала безукоризпенно. Как ни смешпо это звучит, по тут Г. А. У. Тейбор впервые добился эффективности. Только однажды Бэби Доу позволила себе пожаловаться - опа очень любила театр и была огорчена тем, что теперь они не могут позволить себе покупку билетов в Гранд-опера Тейбора.
ГАУ дожил до конца столетия. В апреле 1899 года, прогуливаясь, он зашел в Грапд-опсра Тейбора и стоял там, глядя па свой портрет, который повые владельцы сохранили па стене.
Впезаппо острая боль пронзила его. Кое-как оп добрался до дома. У него лопнул аппендикс. Умирая, оп сказал Бэби Доу: «Что бы ни случилось, держись «Матчлесс». Опа вернет тебе все, что я потерял».
НиЧто по возвращает человека па родину так, как смерть. Весь Колорадо пришел на похороны. Тело было выставлено в губернаторском зале в Капитолии, в почетном карауле стояли ополченцы штата, а тысячи людей проходили мимо, чтобы бросить на пего последний взгляд. Флаги были приспущены, телеграммы и письма с выражением сочувствия приходили Бэби Доу от высокопостав- леппых лиц. Лидвилл прислал букет в виде шестифутового рога изобилия - многозначительный подарок: ГАУ был рогом изобилия для Лидвилла.
Похороны превратились в торжественную процессию с четырьмя духовыми оркестрами, полицией и марширующими пожарными. За гробом шла большая часть Денвера. На кладбище Бэби Доу зарылась лицом в груды цветов, покрывающих гроб, и плакала.
Плакала она в последний раз. Промаявшись в Денвере три года, она с девочками перебралась в Лидвилл на шахту «Матчлесс». Они поселились в брошенной инструменталке с выбитыми стеклами, страдая зимой от мучительного холода.
Когда у них окончательно кончились деньги, Бэби Доу стала одеваться сама и одевать своих девочек в выброшенное шахтерами тряпье. Она ходила в старой рубашке, бесформенной черной одежде, мужском пальто, которое почыо служило ей одеялом. Целыми годами она пыталась отстоять «Матчлесс», откачивать воду, поддерживать машины хоть в сколько-нибудь рабочем состоянии. Она охраняла свое имущество с ружьем в руках, отгоняя тех, кто пытался нарушить ее права.
Бэби Доу еще долго жила и в двадцатом столетии. Она никогда не выезжала из Лидвилла, серебряные рудники которого стояли заброшенными, за исключением редких наездов в Денвер, где она предпринимала попытки добыть денег для эксплуатации «Матчлесс». В своем полумужском наряде, в грубых черных чулках, гармошкой спускающихся на рабочие ботинки, и в шапке мотоциклиста, низко надвинутой на лоб, опа стала призраком этого города- нризрака.
Бэби Доу умерла па руднике «Матчлесс», где она тридцать лет храпила верность Горэйсу Тейбору и его пос леднему завету: «Держись «Матчлесс». Она вернет тебе псе, что я потерял».
Единственным, чего оп так и не потерял, была любовь Бэби Доу•
Лидвилл и Бэби Доу Тейбор вошли неотъемлемой частью в яркую и бурную юность Колорадо.
Глава V
Для мормонов наступает Судный день
' С января 1879 года Верховный суд Соединенных Штатов'вынес решение но делу Рейнольдса, которое мормоны так стремились выиграть в этой высшей судебной инстанции. И решение это явилось признанием того, что принятый в 1862 году закон, направленный против полигамии, соответствует конституции. Элиза Сноу - мормонская поэтесса - не думала о рифмах, восклицая: «Увы, теперь нам следует заклеймить как проституток тысячи любящих и честных жен, а потомство их объявить незаконнорожденным…»
Но через три месяца в деле о полигамии Майлса мор- мопы одержали такую победу, что, казалось, она свела на пет решение Верховного суда. Керри Оуэне, первая жена Джона Майлса, выступила с заявлением о том, что ее выманили из родного дома в Англии, привезли в Юту и «подвергли страппой и неестественной церемонии совместно с двумя другими жепщипами», паспльно притащили в дом Аугуста Кэннопа «и там подвергли насилию во имя религии».
Мэр Дэпнэл Уэллс, вызванный в качестве свидетеля для дачи показаний о женитьбе Майлса па полигамной жене Эмилии Спенсер, отказался давать их относительно этого брака или каких-либо иных тайных обрядов, совершаемых в молитвен пом доме. Когда ему пригрозили ответственностью за неуважение к суду, мэр Уэллс воскликнул: «Моим жизпеппым принципом является не продавать моих друзей, мою религию и моего бога!»
В наказание Уэллса присудили к двум дням тюремпого заключения. Когда его выпустили, мормопы устроили ему торжественную встречу, во время которой Уэллс епдел вместе с призидептом Джоном Тэйлором в открытом экипаже, запряженном четверкой белых лошадей.
Майлс в судебном заседании под председательством судьи-немормона был признан виновным в полигамии и осужден па пять лет тюремного заключения. Одпако Вер- ховпый суд Соединенных Штатов отмепил приговор па том основании, что единственным доказаппым браком был брак Майлса с Керри Оуэпс и что последняя, будучи жепой, пе может давать показания против своего мужа.
Это была самая настоящая победа: закон не мог принудить мормона раскрывать секреты своей религии.
Потерпев поражение па фронте борьбы с полигамией, федеральные власти в Юте попытались обвинить церковь в убийстве и привлекли к суду доктора Питера Клинтона и командира ютского ополчения Роберта Бэртона, которые были ответственны за морриситскую историю, происшедшую пятнадцать лет назад. Присяжные, набранные из мормонов и пемормонов, вынесли оправдательный вердикт и тому и другому; единственное, чего сумело добиться обвинение этим процессом, было то, что все газеты страны пестрели обвинениями в жестокости и убийствах в адрес мормонской церкви.
Тридцать лет вся страпа пе уставала изумляться тому единодушию, которое мормоны проявляли па каждых выборах. Иноверцам в Юте удалось раскрыть этот секрет, Который они пазвали «системой шпионских бюллетеней»: на каждом избирательном бюллетене проставлялся помор, соответствующий порядковому помору в списках избирателей. Таким образом, церковные власти всегда имели возможность проверить, кто и за кого голосовал. То, что ранее именовалось церковной дисциплиной, теперь характеризовалось как церковный террор: пикто из мормонов не осмеливался парушить инструкцию церкви из страха перед репрессиями.
Значительная часть страны восприняла «шпионские бюллетени» как подтверждение выдвигаемых против мормонов обвинений в том, что мормонство представляет собой комбипацию церкви и государства. В ответ на это законодательные органы, целиком состоящие из мормонов, тут же запретили нумерацию бюллетеней. Одновременно с этим они резко усилили ограничения для получения прав на жительство среди предполагаемых избирателей, снизив тем самым число иноверцев, имеющих право голоса, что вызвало возмущенные вопли либеральной партии.