Гордон расслабленно покачнулся и в следующую секунду почувствовал, что кубарем летит вниз по склону. Мозг лихорадочно заработал, но было уже поздно. Широко раскинув руки и ноги, Гордон стремительно катился вниз, больно ударяясь о камни.
Голова закружилась, и его стошнило. Мысли путались. Такая глупая смерть. Надо что-то делать. Гордон резко выбросил руку, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Но тщетно. «Это конец», — решил он и покорно закрыл глаза. Все путаные и непоследовательные события его жизни вдруг стали полны значения и неотвязно предстали перед его воображением. Что, в сущности, его жизнь? Разбитые надежды и неосуществленные мечты. Вот тог человек, которым он мог бы стать, но не стал; женщины, которых он мог бы любить, но не любил; слова, которые он должен был сказать, но не сказал; ребенок, который мог бы быть его ребенком… В цветном калейдоскопе воспоминаний было все, кроме золота, с мыслью о котором он ложился каждый вечер и просыпался каждое утро в течение последних пяти лет!
«Прости, отец, за то, что не оправдал твоих надежд, — прощальным аккордом застучало в висках. — Будь счастлива, Дженни! На-кася, выкуси, Муни!»
Острая боль при ударах отдавалась во всем теле, навязчиво напоминая о случившемся, и постепенно мысли о настоящем вытеснили все остальные.
«Виски! Мое виски!»
Гордон слышал резкий металлический звук каждый раз, когда фляжка билась о камни, во все стороны разбрызгивая содержимое.
«Виски!»
Драгоценная жидкость орошала каменистый склон.
Каким-то чудом рука уперлась во что-то твердое и неподатливое. Гордон напрягся всем телом, сжался и замер. Движение прекратилось. Вокруг стояла тишина. Он лежал, затаив дыхание, боясь шелохнуться. Одно неосторожное движение могло нарушить шаткое равновесие и тогда — конец! Гордон желал лишь одного: удержаться на том месте, где лежал. Оставалось лишь надеяться, что уступ — или что бы там под ним ни было — выдержит вес его тела.
Все так же протяжно выл на луну шакал. Его заунывные стенания далеко разносились в прозрачном ночном воздухе и одиноко таяли в черном безмолвии.
Свободной рукой Гордон медленно и осторожно пошарил вокруг. Он лежал на самом краю вертикального ствола шахты или скалистого ущелья. Разбитыми, окровавленными пальцами он ощупал неровную поверхность, на которой лежал. Это был небольшой выступающий кусок скалы. Гордона прошиб холодный пот.
Он даже выругаться не решился. Малейшее движение — и кусок может отвалиться, обрекая его на неминуемую гибель.
На помощь же звать бессмысленно: вряд ли его кто услышит в таком глухом месте, особенно в столь поздний час. Кроме того, крик может вызвать роковой толчок.
Гордон плашмя лежал на спине и смотрел вверх. По небу плыли серые тучи. Вскоре одна из них закрыла луну, и стало совсем темно. Начал падать первый в этом году снег. Снежные хлопья метались и кружили в воздухе, в горах бесновался по-зимнему свирепый ветер.
Медленно тянулось время. Гордон давно уже потерял ему счет. Он лежал без движения и глядел в небо.
Становилось все холоднее. Тело дрожало мелкой дрожью, однако порой он забывал об этом и думал о доме, сестре Дженни и об отце.
Гордон вдруг вспомнил Мэгги. Он и сам не знал почему. Быть может, оценил ее по достоинству и понял, какое это счастье любить такую девушку, как она.
Так проходила ночь… Гордон то молил Бога сжалиться над ним и дать ему спокойно умереть, то роптал, проклиная судьбу за то, что приходится умирать таким молодым. Если он выкарабкается отсюда живым и невредимым, то обязательно начнет новую жизнь! Бросит пить, найдет работу, быть может, даже вернется домой. Вот именно — домой! Странно, почему только эта мысль раньше не приходила ему в голову. Домой! Почему бы и нет?
Давно пора оставить несбыточные мечты, остепениться наконец! Он станет другим человеком. Сделает карьеру. Будет приносить пользу людям. Он ведь не всегда был таким никчемным. Это все золото виновато! Оно обладает какой-то магической силой! Из-за него люди теряют голову.
Гордон утомленно открыл глаза. Солнца еще не было видно, но все выше и выше поднималось небо, шире расплывалась заря, безжизненнее становился серп месяца. На востоке туман заметно начинал блекнуть, и окружающие предметы постепенно выходили из мрака.
Каждая клеточка истерзанного тела ныла от нестерпимой боли. Жажда жизни заставила его сделать невозможное, и в то же время нечеловеческое физическое напряжение выжало из него все силы.
И все-таки он выстоял. Ночь позади.