— Спасибо, не хочу, — коротко ответил я и ушел к себе.
Моя комната находилась через стенку с комнатой Коротышки. Я часто слышал ее тихие рыдания после моей очередной блестящей выходки. Реже — смех. Такое соседство меня вообще не вдохновляло. Но Юра был бескомпромиссен. Никто не позволил бы мне менять комнату. За шум за стенкой я отомстил какашками Пули, которые Коротышка случайно обнаружила в своем портфеле в школе. Это было еще в пятом классе. Потом я просто привык к тому, что в нашей квартире тишина стала роскошью.
Рыжая была уже дома. Я слышал тихое шарканье ее тапок с дурацкими заячьими ушами. Ничего удивительного. Где бы еще могла быть эта дура в вечер пятницы, как не дома?
В груди снова ожило и завертелось горячее и колючее чувство злости. У меня было куплено столько игр для приставки! Рыжая дрянь!
Вскочив с кровати, я пнул свой рюкзак и вышел из спальни. Юра с тетей Наташей в зале смотрели какое-то вечернее шоу. Я бесшумно пробрался в комнату к Коротышке. Она залезла с ногами на широкий подоконник и читала какую-то дурацкую книгу. В ушах торчали наушники. Густая рыжая грива была завязана в какой-то непонятный узел на затылке. Теплая пижама цыплячьего цвета выглядела глупо.
В отличие от меня Яковлева ни разу не подумала своим крошечным куриным мозгом вставить замок в свою дверь. Но тем лучше.
Она заметила меня слишком поздно, когда я уже к ней подошел.
— Вали отсюда, — прошипела Коротышка и резким движением вытащила наушники.
— Свалю, не волнуйся, — сквозь зубы процедил я и прижал ее предплечьем в холодную поверхность прозрачного окна.
Я знал, что она не закричит. Коротышка никогда этого раньше не делала. Никогда не жаловалась. А мне хотелось хотя бы раз увидеть ее ноющую и спешащую искать утешения у мамочки. Но ничего подобного никогда не происходило. И подозреваю, что дело здесь не в храбрости или самодостаточности Рыжей. А в том… что тётя Наташа не стала бы ее жалеть. Впрочем… насрать.
— Ты же понимаешь, что последует ответ? — прорычал я и сильней вжал предплечье в хрупкую шею Коротышки.
Ее и без того огромные голубые глазища от испуга и неожиданности стали еще больше. Она смотрела на меня, не моргая. Тонкие бледные пальцы впились в кожу на моей руке. Губы немного приоткрылись. Коротышка была напугана. По-настоящему и сильно. Будто знала, что я приду, но всё равно наивно надеялась, что этого не произойдет.
— Я тебе этого не забуду, дрянь, — я склонился к ней, чтобы она хорошенько запомнила мой взгляд.
— Не забудешь игрушку? — прохрипела она и растянула свои такие неприметные тонкие губы в ухмылку.
— Ты знаешь, что дело не в игрушке, — я еще крепче вдавил предплечье.
Никто и никогда не бросал мне вызов, кроме этой… Рыжей стервы. Никто и никогда не вторгался в мое личное пространство. Никто и никогда не трогал без моего разрешения мои вещи. С первой секунды ее пребывания на моей территории она уже вела себя как полноправная хозяйка.
— Мне всё равно. Пока ты не отстанешь от меня, я буду продолжать защищаться. Отпусти. Меня тошнит от тебя, — Рыжая сморщилась так, будто я стоял перед ней весь облитый дерьмом.
На несколько секунд меня выбило из равновесия такое заявление. Тошнит? Это ее от меня тошнит???
— Знаешь, ты тоже на сто баксов не похожа, чтобы я добровольно согласился подобрать тебя.
Я резко убрал руку и выпрямился будто меня облили кипятком.
— Тогда почему руки распускаешь? — дернула подбородком Рыжая.
Мне нечем было крыть. А если стал бы оправдываться, это выглядело слишком унизительно. Поэтому я сжал челюсти настолько крепко, что услышал скрип собственных зубов.
— Ты еще выть у меня будешь, — прохрипел я и вышел из дурацкой комнаты, в которой витал слабый аромат чего-то сладкого и цитрусового.
Наверное, это были какие-то духи Коротышки. Впрочем, они всё равно бесполезны. Пусть хоть обольется ними с головы до ног, привлекательней после этого точно не станет.
4. На паузе.
Покусывая подушечку большого пальца, я пыталась утихомирить свое сердце. Оно взволнованно стучало в груди и никак не хотело возвращаться к своему привычному размеренному ритму.
Мать недавно огорошила меня «приятной» новостью. Они с дядей Юрой оставят нас дома на целые сутки. А это двадцать четыре часа! Тысяча четыреста сорок минут! Восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд! И каждый этот миг я проведу на одной территории с Даном. Окей, можно высчитать всё то время пока он будет шататься по городу со своими дружками и подружкой. Но учитывая, что родители не вернутся ровно через двадцать четыре часа, а чуть позже, ситуация оставалась по-прежнему дерьмовой.