— И ты смотрел, как она перелезает через парапет балкона, как соскальзывает ее нога, как она в последней попытке удержаться, ломая ногти, цепляется за перила? — тихо спросил я. — Видел последний, смертный ужас в ее глазах? Видел и не помог?
— Эк ты все красочно описал, шеф! — весело рассмеялся Аббас. — Будто в первом ряду сидел. Нет, всего этого не видел, когда я уходил, она была жива-здорова, только пьяна очень. Но все равно я очень удивился, узнав, что она прыгнула. Нормальный человек на такое не способен, но она и не была нормальной. Собственно, я всегда знал, что она е…анутая, еще с той истории с цыганкой, помнишь? А после того, как ее мамаша отравилась газом, и подавно. Так что все очень удачно — и руки мои чисты, и справедливость восторжествовала.
— Справедливость? — воскликнул я. — Ты называешь смерть жены справедливостью?
— Перед богом она мне давно не жена, — спокойно возразил Аббас. — С тех пор, как изменила с этим Эдуардом. Надо было тогда бросать ее к чертовой матери, жаль, не решился из-за Дашки. А насчет справедливости… Господь распорядился о смерти ее, не я, и значит, это справедливо. Вот насчет тебя, например, он по-другому определил. Честно говоря, я сначала замочить тебя хотел, шеф, как и обещал в одном памятном нашем с тобой разговоре. Потом решил — разорю и посажу. С помощью дурочки Лидии Терентьевны долго сплетал для тебя на Министерстве сеть, но ты выскользнул из нее, деньги почему-то повез этот еврей Питкес. Но ничего, то, что ему досталось, тоже справедливо: отлилось, что он пасть свою на меня раскрывал, козел старый. И в результате Аллах решил, что правильно будет, если остаток жизни ты проведешь в тюрьме за мое убийство, и помог мне осуществить этот в высшей степени непростой запасной сценарий. А ведь ввиду его сложности я сначала на него даже не рассчитывал! Можно ли после всего сомневаться в том, что все, происходящее с нами, справедливо?
Родившаяся в моей голове идея уже успела обрести очертания плана, и первым его пунктом значилось, чтобы Аббас снова, как десять минут назад, вышел из себя, потерял самообладание.
— Ну, а тебе-то Господь какое, по-воему, будущее уготовил? — презрительно усмехнувшись, спросил я. — Продолжать прозябать тебе где-нибудь под чужой фамилией, как раньше прозябал под своей? На содержании у какой-нибудь немытой Зубейды, как ты был на содержании у Ивы при жизни?
Стрела попала в цель — на лбу Аббаса вздулись жилы, на скулах заходили желваки.
— Ай-яй, обо всем просыпалась, сука! — сокрушенно замотал головой он. — Ну, ладно, ей уже поделом досталось, и тебе скоро небушко с овчинку покажется. А насчет меня, чтоб ты знал, шье-еф, у всевышнего такие планы. Вот закончу я сейчас с тобой, и останется еще с одним вражиной моим разобраться, с Остачним. Ему я тоже интере-е-есную шутку приготовил, и может быть, в этот момент эта шутка уже шутится. Ну, а потом ждет меня дорожка дальняя, в края дивные. И чтобы не было у меня в тех краях ни в чем ни нужды, ни заботы, открыл мне господь кладовые тайные, запасники волшебные. Так что теперь я богаче многих богатых, богаче вас с Сашей Качугиным со всеми вашими стройками и магазинами. Не веришь, шеф? На, смотри!
И Аббас, опустив руки в карманы пальто, быстро вытащил их наружу, причем в каждой руке у него было зажато по несколько пачек сиреневых ассигнаций, в которых без труда угадывались купюры в пятьсот евро.
— Считать умеешь, шеф? — озорно воскликнул он. — В каждой пачке по пятьдесят тысяч евро. Сколько их тут у меня? Так, в правой руке — три, а в левой? В левой аж четыре! Итого — семь. Семь на пятьдесят будет, если не ошибаюсь — триста пятьдесят! Триста пятьдесят тысяч евро в кармане у того, кому ты только что предсказал будущее бомжа-альфонса. И они у меня в карманах потому, что это — так, карманные расходы. Я могу их выбросить сейчас из окна или подарить первой попавшейся шлюхе, если мне понравится, как она сосет. Помнишь, как в сказках Тысячи и одной ночи: «Берите, у меня много», ха-ха! Откуда? Ты спрашиваешь, откуда? Представляю, как тебе хочется знать, откуда у того, которого вы с этой сукой Ивой низвели в своих представлениях до никчемного, конченного человечишки, ничтожества, писали со счетов, вычеркнули из списков, такие деньжищи? Не узнаешь, не догадаешься, не тужься!