— Сегодня такой замечательный день! — Ефим с нежностью и любовью тёр ей бока щёткой. — Агата, ты не забыла? У тебя есть шанс поехать в лошадиную школу. Станешь доктором и будешь потом деток больных лечить. Ведь ты любишь детей? — Лошадь, вслушиваясь в слова конюха, повела ушами.
Уставившись на Ефима огромными глазами, в которых сквозили ум и доброта, фыркнула. Затем, обнажив в приветливой улыбке верхнюю губу, согласно тряхнула головой.
— Скоро приедет комиссия — отбирать лучших. Так что не подкачай, моя умница.
Он любовно расчесал лошади длинную шелковистую гриву, почистил копыта и напоследок обтёр спину Агаты большой мягкой попоной.
— Ну вот, теперь ты самая настоящая красавица. — Сделав три шага назад, конюх с восхищением осмотрел лошадь: хороша, нечего сказать! (Светло-коричневая, с угольно-чёрными хвостом и гривой, Агата была той масти, что люди называют золотисто-гнедая. Да ещё во лбу белая «звезда горела».)
Похлопав лошадку по упитанному боку, Ефим угостил её ещё одной морковкой и, заговорщицки подмигнув, перешёл в соседний загон.
Конечно же, Агата слышала от других лошадей о школе. Поговаривали, будто кормят там исключительно овсом, ячменём, морковкой и сахарной свёклой. А ещё дают какую-то очень вкусную солёненькую кашу «маш» с пшеничными отрубями и семенами льна. Вот бы попробовать! Попастись же выпускают на зелёные лужайки с сочной травой, и вообще, там сплошной праздник. Хотя и здесь ей очень нравилось. Её все любили, ведь она была самой спокойной и покладистой лошадью.
Но лучше всех к ней относился Ефим. И Агата старалась отвечать ему тем же. Зимой он топил большую железную печку в углу конюшни, ставил на неё закопчённый до черноты чайник и, заварив чайку, неторопливо глотая обжигающий крепкий напиток из большой металлической кружки с вмятиной на боку, рассказывал интересные истории из своей жизни. Слушая речь конюха, похожую на неторопливый шелест деревьев, Агата и сама уносилась мыслями в прошлое, с теплотой вспоминая своё появление на конезаводе…
Наконец-то приехали!
Тогда стояла середина весны. Солнышко припекало всё сильнее. И там, где земля уже успела просохнуть, радовала глаз свежая изумрудная зелень. На отдельных деревьях полопались почки, выпустив сморщенные клейкие листочки. Во всём чувствовалось свежее дыхание, радость пробуждения. Агату завели в грузовик и куда-то повезли. Казалось, дороге не будет конца. Поездка её слегка утомила.
Но вот машина остановилась. Лошадь облегчённо вздохнула: «Наконец-то приехали!» Новое место оказалось большим конезаводом: много конюшен и огороженная огромная площадь для прогулок и выездов. Встретил их седоусый мужчина в штанах защитного цвета и серой утеплённой куртке. Это и был дядька Ефим. Агата сразу учуяла, что рука незнакомца вкусно пахнет свежеиспечённым чёрным хлебом, и почувствовала, как же сильно она проголодалась. Словно прочитав её мысли, мужчина протянул ей ломоть хлеба, густо посыпанный крупной солью…
С тех пор и завязалась дружба Агаты и Ефима. Лошади нравились убаюкивающие звуки его речи, прикосновения тёплых грубоватых рук, аппетитные гостинцы, длительные прогулки на лужайках.
Да и рана на морде уже не беспокоила её. И хотя правый глаз по-прежнему видел не очень хорошо, она успокоилась, став, как и в цирке, всеобщей любимицей.
Иногда к Ефиму прибегал внук Васька. Маленький непоседливый взъерошенный человечек. Ни на минуту не останавливаясь, он носился, словно чертёнок, среди лошадей, заливаясь от смеха. Дед часто сажал малыша на Агату, и та, преисполненная гордости, что ей снова доверяют катать детей, бережно возила мальчика по кругу шагом. И хотя ребёнок постоянно крутился, дёргал её за уздечку, требуя быстрей скакать, — лошадь спокойно сносила все капризы маленького непоседы, никогда не переходя на галоп или рысь…
Настоящая артистка
…Створки конюшни распахнулись, впустив незнакомых Агате людей. Подавшись вперёд и высунув голову за ограду, она с любопытством рассматривала вошедших. Низенький полный мужчина, широко расставив ноги, нервно озирался вокруг, отдуваясь и пыхтя, как паровоз.
— Ну и жара! С утра печёт. Что днём-то будет? — то и дело вытаскивая из кармана большой клетчатый платок, вытирал он потное, раскрасневшееся широкое лицо.