— Картер, — хнычет Оливия, потираясь об меня. Она находит мой страдающий член, и обхватывает его. — Я хочу попробовать тебя на вкус.
Я не могу сдержать этот стон. Он вырывается, когда я бросаю телефон и сжимаю ее сиськи, прижимая ее к себе.
— Ты не можешь говорить такое, малышка Олли.
— Пожалуйста, Картер.
Я поднимаюсь на ноги, встаю перед ней и сжимаю в кулаке свой член. Было бы грубо с моей стороны отказать ей, когда она так мило об этом просит.
Оливия в предвкушении облизывает губы, и я вижу, как она нервно сглатывает.
— Ты сделаешь фотографию?
Я парализован. — Тебя с…
— Да, — она тянется ко мне, и, черт возьми, она, ничего не видя, находит мой член с первой попытки. Должно быть, это какая-то фишка родственных душ. Ну и размер моего грозового меча.
Она нежно сжимает меня, ее рука чертовски маленькая, и когда она начинает поглаживать мой твердый член, я делаю третий снимок, от которого определенно буду кончать каждый раз, когда буду смотреть на него, а это будет, плюс-минус, пятнадцать сотен раз в день.
Оливия поднимает лицо, ожидая указаний.
Я провожу большим пальцем по ее розовой щеке.
— Открой ротик, детка.
Я притягиваю ее в тот момент, когда ее губы раскрываются. В секунду, когда ее язык высовывается, пробуя меня на вкус, и прежде, чем головка моего члена исчезает в ее рту, из меня вырывается стон. Мои бедра подаются вперед, и член ударяется о заднюю стенку ее горла. Ее ногти впиваются в мои бедра, когда она скользит по мне губами, и мои глаза пылают, когда я делаю снимок.
Я глажу ее по щеке.
— Моя дикая девочка, — что-то тяжелое и дикое когтями впивается в мою грудь, когда я смотрю на нее, от чего я вот-вот потеряю контроль, получу все, что хочу, и даже больше. Но я не могу потерять его, не сегодня, не тогда, когда я всеми способами пытаюсь доказать, что она может доверять мне. Но, Господи Иисусе, все, чего я хочу сейчас, это трахать ее красивый ротик и смотреть, как она, блять, давится моим членом.
Ее рука сжимается вокруг меня, работая с основанием моего члена там, куда ее рот не может дотянуться. Я начинаю шипеть, когда она мурчит вокруг меня, звук ее страсти, от которого я буквально вибрирую, и вырываю свой член из ее рта.
Я беру ее за руку и веду к подушкам.
— Ляг на спину и раздвинь ноги. Дай мне взглянуть на твою красивую киску.
Оливия делает то, о чем ее попросили, ее темные беспорядочно разбросаны на моих белых подушках, ее рубиново-красные губы блестят, щеки и грудь краснеют, она тяжело дышит. Она просто ангел, и когда она раздвигает свои бедра, клянусь, часть меня умирает. Я делаю еще один снимок, но он не передаст и половины ее красоты.
— Посмотри на себя, детка, — я ползаю между ее ног, вдыхая ее запах. Она напоминает сладкий кленовый сироп, я хочу слизать каждый ее сантиметр. — Такая мокрая. Чувствуешь?
Мой язык скользит по ее щели, и она с криком выгибает спину. Проводя рукой по ее телу, я останавливаюсь чуть ниже ее пупка.
— Потрогай себя, детка. Почувствуй, какая ты мокрая, как это тебя возбуждает.
Ее щеки становятся еще более красными, и я не даю ей возразить, накрывая ртом ее губы.
— Ты прекрасна, Олли. Каждый твой дюйм — совершенство, и твои мягкие, влажные складочки, которые ты так старательно пытаешься спрятать. Я не хочу, чтобы ты стеснялась меня.
— Никогда, никогда раньше я не испытывала ничего такого, — шепчет Оливия. Ее рука дрожит, когда она ищет мою, и крепко сжимает, когда находит. — Я не знаю, почему с тобой все иначе, Картер.
Я знаю, почему. И почти уверен, что она тоже. Это то, что пугает нас обоих. Вечность — это долго.
Вместо этого я прижимаюсь ртом к ее уху и говорю: — Ты — мое любимое «иначе».
Ее тело нагревается, когда я целую его, словно мои губы прокладывают огненный след, и я беру ее руку, проводя кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра, проводя ими по ее влажным складочкам.
— Господи, — бормочу я, сжимая в руках член, наблюдая за ее неуверенными движениями, за тем, как расходятся ее губы при каждом неровном вдохе, когда она доставляет себе удовольствие. — Просто великолепна. Вот так, моя девочка. Доведи себя до оргазма.
— Ты… ты смотришь?
Я усмехаюсь, опускаясь на живот и прижимаясь губами к внутренней стороне ее колена.
— Не могу оторвать от тебя глаз, но не то, чтобы, у меня когда-то это выходило.
Она ускоряет темп, ее бедра виляют. Каким-то образом, трясущимися руками, мне удается сделать последний снимок, прежде чем я отбрасываю свой телефон, едва слыша, как он падает на пол.
— К черту фотографии, — рычу я и без предупреждения ввожу в нее два пальца.