— Ты хочешь, чтобы мы взяли Дублина?
— Если это не будет слишком сложно, — уточняет Хэнк. — А если так, то это не проблема. Твоя мама сказала, что будет рада ему. Я подумал, что ты всегда хотел собаку, и ты, кажется, сильно его любишь.
— Да, — шепчу я. — Я действительно люблю его, — я смотрю на Оливию. Это будет ее дом, в равной степени, как и мой, и это наша жизнь. Это не то решение, которое я могу принять один.
Она поднимает одно плечо, сдерживая улыбку.
— У нас достаточно большая кровать для собачки или двух.
— Знаешь, — усмехается Хэнк, взъерошивая шерсть Дублина. — Он хоть и собака-повадырь, но он чертовски хороший друг.
Потянувшись на заднее сиденье, я сжимаю руку Хэнка.
— Дублин всегда будет с нами как дома.
— Выглядит так по-домашнему, — руки Хэнка лежат на бедрах, он делает вид, что осматривает свою новую комнату.
Эмметт хихикает, хлопая его по плечу.
— Ты просто лучший, Хэнк, я хочу, чтобы ты это знал.
Адам отходит от телевизора, который он только что поставил на комод, когда Гарретт движется вокруг него, держа в руках кресло Хэнка.
— Будешь слушать игру завтра вечером?
— Ты шутишь? — он опускается в кресло, когда Гаррет подводит его к нему. — Шестая игра, ни за что не пропущу! Я не выключаю телевизор даже когда вы проигрываете, — его палец обводит комнату. — Но вам всем лучше выиграть и сравнять счет в этой серии. Привезите седьмую игру домой и выиграйте ее на родине.
— Так мы и планируем. Ты будешь сидеть за скамейкой запасных вместе с Олли, мамой и сестрой.
Его глаза загораются.
— А Кара? Я люблю эту вздорную женщину.
— Моя вздорная женщина там тоже будет, — Эммет вздыхает. — Возможно, она будет самой громкой на всей этой чертовой арене.
Когда парни уходят, Хэнк, Дублин и я отдыхаем на балконе. В Ванкувере прекрасный день, голубое небо и светит солнце, и он становится в тысячу раз прекраснее, когда в дверь входит Оливия с огромной улыбкой, которая освещает все мои внутренности.
— Я принесла обед, — восклицает она, распаковывая большой греческий салат и несколько пит. Она роется в своей сумке и достает три бутылки. — И чай со льдом!
— Обожаю, — говорит Хэнк, обхватывая рукой бутылку.
— Отвали, — говорю я ему. — Я знаю, что ты говоришь о моей девушке, а не о холодном чае.
Он хмыкает в бутылку, пока Оливия разворачивает питу и кладет ее перед ним.
— Черт.
— Ты ангел, — я прижимаюсь губами к ее губам. — Сколько у тебя времени?
— Только двадцать минут, если я хочу успеть вернуться к следующему уроку.
— Думаю, вопрос в том, хочешь ты этого или нет, — я играю бровями, предлагая ей прогулять занятия.
— Осталось всего полторы недели.
— И ты будешь в моем распоряжении все лето.
— Не хочу говорить тебе, сынок, — говорит Хэнк, — но ты должен разделить ее с остальными.
— Ни хрена я не должен. Я весь год делился ею с кучей озабоченных подростков. Я уже своим наделился.
Хэнк улыбается, его глаза блестят под солнцем.
— Не могу поверить, что через несколько дней вы официально будете жить вместе. Я так счастлив, что вы нашли друг друга, — он кладет свою руку поверх руки Оливии, когда она сжимает ее. — Тебе грустно прощаться со своим домом?
Оливия, жуя, на мгновение задумывается. Ее глаза находят мои, и она улыбается, с энтузиазмом мотая головой.
— Честно говоря, нет. Я думала, что буду, но правда в том, что я никогда не чувствовала себя дома. Не могу дождаться, когда буду жить с Картером в одном доме, — она подмигивает мне. — Но по большей части я не могу дождаться, когда у меня будет семь каминов.
— М-м-м… — я тянусь под столом, просовываю руку под ее юбку и глажу ее бедро. — Продолжай говорить, малышка Олли, — я продолжаю свой путь, но останавливаюсь и гримасничаю, когда не добираюсь до трусиков. — Что это за хрень?
Она сдвигается, демонстрируя мне свои подтянутые ноги под зеленой армейской юбкой.
— Это юбка-шорты.
— Юбка-шорты? Что это за хрень?
— Против таких же озабоченных маленьких засранцев, как ты, — она хмыкает про себя, разглаживая ткань. — Юбка с шортами под ней. Идеально подходит для уроков физкультуры летом.
— Мне это не нравится, — это не легкодоступно. — Сними ее.
— Уверена, мальчики оценят, — она испытующе приподнимает бровь.
Блять.
— Нет. Не снимай.
Хэнк вздыхает.
— Я никогда не чувствовал себя беспомощно слепым, как сейчас.
Оливия съедает только половину своей питы, поэтому, когда я заканчиваю свои две, я поглощаю оставшуюся часть ее.