Это вроде как ужасает. Но Стелла все еще спокойна, и я чувствую себя в полной безопасности.
Затем внезапно самолет резко поворачивает влево примерно на девяносто градусов. И мы падаем, словно ныряя вниз. Я ничего не могу с собой поделать, кричу, как на американских горках. Земля стремительно несется на встречу, а потом перестает. Мы возвращаемся наверх, крутимся, верх и низ меняются местами. Мои внутренности перемешиваются, мышцы на шее напрягаются, а голова похожа на шар для боулинга. Это просто потрясающе.
Стелла снова направляет самолет в небо. Выше, выше, выше… и еще выше. У нее поднимаются волосы. Когда мы делаем петлю, желудок подкатывает к горлу. Я снова кричу, смеюсь, едва живой в этот момент.
Она выравнивается, и мне требуется минута, чтобы сориентироваться. У меня кружится голова, и кровь пульсирует в жилах, но я бы с радостью остался здесь со Стеллой и смотрел, как она делает петлю за петлей.
— Восприму эту реакцию как то, что тебе нравится, — говорит Стелла, ее голос в наушниках звучит тихо и со скрипом.
— Нравится? Я в восторге!
— Я тоже. — Со светящимся от счастья лицом она направляется вдоль бледной полоски пляжа, огибающего Лонг-Айленд. — Здесь я чувствую себя свободной, в прямом смысле вдали от мира. Но и компетентной. В самолете я все полностью контролирую. Выполнение маневров требует идеальной точности. У меня нет времени, чтобы сосредоточиться на чем-то другом. И это тоже дарит ощущение свободы.
— Понимаю. Так же я чувствую себя в музыке. Это погружает в момент, где нет ничего другого. Я не чувствую себя тем, кто лажает, потому что хорош в этом. — Я бросаю на нее взгляд. — Наверное, это звучит кичливо.
— Нет. Это правда. Ты хорош. Напускная скромность гораздо сильнее раздражает и говорит о тщеславии. — Она кривит нос. — Нет ничего хуже, когда кто-то притворяется, что не так хорош в чем-то только для того, чтобы его переубеждали.
— Большинство музыкантов, которых я встречал, знают, что они достойные, но все равно хотят, чтобы люди рассыпались в похвале. В этом смысле мы самонадеянны.
— Ты хочешь, чтобы я пела тебе дифирамбы, Блэквуд?
— Заманчиво. Но зависит от того, во что ты в это время будешь одета.
Стелла фыркает.
— С этим придется подождать. Буря надвигается быстрее, чем предсказывали синоптики. — Появившиеся на горизонте тучи приближаются. — Давай возвращаться.
Я наблюдаю, как Стелла делает свое дело, разговаривая с управлением воздушным движением, маневрируя по направлению к взлетно-посадочной полосе. Но когда мы готовимся зайти на посадку, и Стелла получает разрешение, она поворачивается ко мне.
— Хочешь посадить нас?
— Что? Я?
— Ага. Возьмись за штурвал. Поставь ноги на педали. — Она улыбается, глядя в мое застывшее лицо. — Все в порядке. Будь это уроком, то в свой первый раз ты бы делал так же.
Я подчиняюсь, слегка нервничая от страха, что могу убить нас, но доверчивая Стелла знает свое дело.
— Педали самолета соединены с рулями, которые поворачивают самолет влево или вправо. Штурвал контролирует тангаж и крен. Вверх и вниз, из стороны в сторону. Потяни штурвал немного назад. Нужно чтобы нос чуть приподнялся. Хорошо. Теперь слегка надави на левый руль, чтобы противостоять ветру.
Под моими неуклюжими движениями самолет покачивается, а затем стабилизируется. Стелла возится с закрылками и дроссельной заслонкой, все время ровным тоном инструктируя меня. У меня же вспотели ладони, а сердце бьется как сумасшедшее.
— Спокойно. Немного назад на штурвале. Еще чуть-чуть. Держи.
Хотя мы замедляемся, все равно кажется, что земля мчится нам навстречу. Затем мы на секунду зависаем. С небольшим толчком и подскакиванием колеса ударяются о бетон. Стелла берет управление на себя, тормозит. И мы выруливаем на взлетно-посадочную полосу.
Так сюрреалистично снова оказаться на земле, как будто там, наверху, мы были чем-то другим, а теперь вернулись, но уже слегка не такие. Или, может, перемены коснулись только меня. Я не чувствую себя тем же, кем начал этот день. Я изменился… что-то внутри меня сместилось или треснуло. Не представляю, что именно, но знаю, что я теперь другой.
Я храню тишину, когда Стелла паркует самолет. Молчу, когда она делает послеполетную проверку и наводит порядок. Молчу, когда она поворачивается ко мне с широкой, немного дрожащей улыбкой на красивом лице.