Джон проводит грубыми кончиками пальцев по застежке моего бюстгальтера.
— Это тоже? — спрашивает он.
— Да, пожалуйста, Джон. — Моя грудь налилась, соски чувствительные и болезненные. Я нуждаюсь в прикосновении. — Пожалуйста.
— Что угодно, — отвечает он. — Все, что тебе нужно.
Бюстгальтер исчезает. Глубоко в его горле зарождается стон.
— Ох, черт. Веснушки. Ты убиваешь меня.
Джон как будто собрался поцеловать каждую, касаясь их, словно это конфетки, языком. Когда он, наконец, мягко захватывает сосок, я стону, откидывая голову.
Его горячие губы смыкаются на плоти и ритмично потягивают. Кончиком языка он щелкает по набухшей вершинке, и это слишком много и одновременно недостаточно. Не отстраняя груди от его рта, я обхватываю мужчину руками за шею. Объезжаю его член, трахая его в одежде, как будто мы похотливые подростки на заднем сиденье.
С влажным хлопком Джон высвобождает мой сосок. Я дрожу и хочу, чтобы он вернулся.
— Прикоснись ко мне, — просит он, двигаясь губами по коже в направлении второй груди. — Пожалуйста, прикоснись ко мне.
У него твердый и гладкий живот. Я провожу от середины его пресса вниз. Он мычит, потому что рот занят мной. Нащупываю пуговицу на джинсах, и вскоре член у меня в руке, горячий, твердый и большой. Глажу шелковистый жар, большим пальцем проходясь по влажному кончику, и Джон дрожит.
— Ох, блядь. Блядь. Еще, Стелла. Хочу еще.
Его рот находит мой. Больше никаких разговоров, только нежный шепот желания и согласия, нуждающееся хныканье, стоны с просьбой о большем. Мы целуемся беспорядочно, исступленно, влажно, глубоко. Смешиваем дыхание. Ласкаю его член, пока он щиплет мои соски, и это так горячо и приятно. Я вот-вот кончу, а он даже не прикоснулся к моему клитору.
— Джон… — пронзительно кричу, раскачиваясь на нем.
— Я знаю, — хрипит он, — знаю.
Я чувствую, как поднимается оргазм, горячий, холодный, заставляя меня дрожать. На краю пропасти тело натянуто, словно струна.
Громкое жужжание прорезает воздух. От этого звука мы вздрагиваем. Следом раздается еще одно жужжание.
Я утыкаюсь лбом в его лоб.
— Кто это?
— Дерьмо. — Джон сглатывает, касаясь губами моего рта. — Игнорируй.
Кто-то начинает колотить в дверь.
— Эй! — орет глубокий мужской голос. — Натяни штаны на задницу и открой дверь.
Тяжело дыша, мы поворачиваем головы к упомянутой двери.
Руки Джона все еще лежат на моей груди, и я чувствую, как он напрягается прежде, чем скользнуть ими к моим бедрам.
— Гребаные кайфоломы.
Я хрипло смеюсь и падаю на его обнаженную грудь. У меня все еще кружится голова и перехватывает дыхание. Джон прижимается губами к моей макушке.
— Это парни, — произносит он в мои влажные волосы. — Они сами себя пригласили на ужин. Я забыл.
— Догадываюсь, почему, — бубню я, и наступает очередь для его слабого смешка.
— Ебать, — рычит Джон, долго и болезненно. Но ощущение такое, что теперь это случится не скоро. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — В попытке успокоиться он медленно дышит носом.
Я сочувствую. Но слишком возбуждена, моя киска пульсирует, влажная и оставленная неудовлетворенной. Содрогаюсь всем телом, и Джон бросает на меня укоризненный взгляд, чуть крепче пальцами сжимая мои бедра.
— Не двигайся, — предупреждает он, — или я трахну тебя, пока они будут слушать.
— Это должно было стать угрозой? — спрашиваю, разглядывая симпатичный маленький диск его затвердевшего соска. Появляется желание нежно прикусить его, а потом зализать болезненные ощущения. — Потому что я совсем не против ее исполнения.
Но, несмотря на мою браваду и его страдальческий стон, я отстраняюсь от Джона. Черт возьми, его член выглядит хорошо, такой толстый и потемневший от возбуждения. Он дергается в мою сторону, как будто зовет назад. И я испытываю искушение. Очень сильное искушение.
Дверь снова жужжит с неумолимой настойчивостью.
— Сейчас я, сейчас, — выкрикивает Джон слегка охрипшим голосом.
— Не в том смысле, на который я надеялась, — бормочу я.
Он издает слабый смешок, проводя рукой по волосам. Пот стекает по его упругой груди и животу.
— Посмейся над этим, хохотунья.
— Выбор невелик: смеяться или убить твоих друзей. — Сражаюсь с лифчиком. Я тоже вспотела, а груди набухли и стали чувствительными. Схватив футболку, натягиваю ее через голову и встаю. — Я открою дверь. Ты исправишь… — машу рукой в направлении его упорно твердеющего члена, — все это.
— Думаю, что сломаю его, если попытаюсь спрятать прямо сейчас, — ворчит он, прежде чем встать и подтянуть джинсы. Кривая улыбка касается его губ. — Прости меня, Кнопка. Я все тебе компенсирую. — Он дарит мне нежный поцелуй, а затем бежит в сторону ванной.