— Знаю.
— Ты рассказывала мне, почему я так поступаю, но я не слушал.
— Знаю.
Боже, она говорит так отстраненно, словно устала от меня.
Мои озябшие руки сильно дрожат, поэтому приходится засунуть их в карманы.
— Понимаю, слова ничего не решат, но мне очень жаль.
Стелла смотрит на небо, быстро моргая, дует ветер, и пряди волос развеваются перед ее лицом.
— Знаю.
— Господи, Стеллс. — Подойдя ближе, наклоняю голову, чтобы видеть ее глаза. — Прекрати уже повторять «знаю» и…
— И что? — свирепо воззрившись на меня, резко обрывает Стелла. — Что я должна сказать, чтобы тебе стало легче?
Я ужасаюсь, осознавая, насколько она права. И грустно опускаю плечи.
— Я заслужил. Заслужил даже худшего отношения. — Медленно протягиваю к ней руку и осторожно убираю с лица прядь волос. Мне нужно заглянуть в эти глаза; в них весь мой мир. — Я люблю тебя.
От моих слов Стелла заметно вздрагивает и, отведя взгляд, поворачивается ко мне в профиль. Сейчас она выглядит такой маленькой и хрупкой, словно сделана из хрусталя. И это странно, поскольку Стелла всегда представлялась мне несокрушимой. Казалось, ее сила, свет, вся она может покорить мир и завладеть им. Как полностью завладела мной.
Еле сдерживаюсь, чтоб не прикоснуться к ней — к кончикам блестящих рыжих волос, нежному подбородку.
— Но слова мало что изменят, да?
— Да.
Ее ответ придавливает подобно бетонной глыбе. Раньше меня никогда не отвергали. Только Стелла знала, каково это.
Засунув руки обратно в карманы, продолжаю говорить:
— В ту же секунду, когда с моих губ слетели те слова, я пожалел о сказанном, захотел забрать их обратно. Но не забрал, не смог. Мне иногда бывает трудно вырваться из собственных мыслей.
— Джон… — Стелла делает глубокий прерывистый вдох, будто собирается что-то сказать, но затем резко останавливается. Прикусывает жемчужно-белыми зубами нижнюю губу и уже с подозрительностью в голосе спрашивает: — Зачем я здесь?
Образ жизни, построенный на увиливаниях, подсказывает мне, что нужно использовать обаяние с целью отвлечь Стеллу. Улыбка так и просится, но я сдерживаюсь. Я чертовски нервничаю и беспокоюсь, что не смогу облегчить ее боль или все объяснить, но Стелла заслуживает разговора начистоту.
— Ты не нужна мне для того, чтобы собирать меня по кусочкам. Ты нужна мне для другого. Мне необходима твоя улыбка, твой смех. Мне нужно, чтобы ты была моим лучшим другом, моей возлюбленной, моим всем. Заботиться о тебе, прикасаться к тебе, готовить тебе ужин, доставлять удовольствие в любое время дня и ночи. — Подаюсь вперед, эмоции комом застревают в горле. — Ты — лучшее, что когда-либо случалось со мной, и я был бы счастлив провести остаток жизни вместе, пытаясь стать лучшим, что когда-либо случалось с тобой.
Точкой для моей речи служит детский смех на заднем фоне и отдаленный рев клаксона. Стелла растерянно смотрит на меня, закусив зубами нижнюю губу.
— Джон… — у нее срывается голос, — это все, что мне было нужно. Я тоже хотела заботиться о тебе, и не потому что считала тебя слабым или сломленным, а потому что любила тебя и хотела баловать своей любовью.
Сердце колотится так сильно, что, кажется, сейчас свалит на хрен из груди.
— Кнопка…
Тянусь к ней, но Стелла делает шаг назад, выставляя перед собой руки.
— Мне трудно доверять. Да я никогда даже не пыталась, пока в моей жизни не появился ты. А потом ты ушел и… — слезинка скатывается по щеке, и Стелла делает резкий вдох, будто злится, что проявила некую слабость, — и теперь утверждаешь, будто больше не поступишь так?
— Не поступлю, — с готовностью обещаю я.
Еще одна слезинка блестит на щеке.
— Но откуда ты знаешь? Ты запаниковал, и первым порывом было отвергнуть меня. Как я могу пойти на такой риск?
Боже. У меня нет ответа на этот вопрос; я просто знаю, что больше так не поступлю. Я могу наломать дров в других делах, но больше не отпущу ее. Не смогу. Только вот со Стеллой подобный номер не прокатит. Чувствую нарастающее давление в уголках глаз и области груди. Глубже засовываю в карманы сжатые в кулаки руки.
— Я не знаю, что сказать, чтобы ты осталась.
Стелла кивает, и по ее нежным щекам уже ручьем бегут слезы.
— А я не знаю, есть ли хоть какие-то слова, способные изменить мое решение.
Мы стоим и смотрим друг на друга, а я чувствую, как между нами растет пропасть. Испытывал ли я когда-нибудь настоящую боль? Впрочем, эта не сравнится ни с чем. Она пробирается под кожу и рушит надежду на лучшее. Я не справлюсь, если потеряю Стеллу.
Еще раз кивнув, она поворачивается и уходит. Горло сжимается от переполняющих эмоций, когда я наблюдаю, как она удаляется. С каждым ее шагом мое сердце кричит: «Нет, только не это», а тело как будто парализовало. Понятия не имею, должен ли отпустить ее, отойти в сторону или же бороться за нее и умолять…
Но Стелла внезапно останавливается, и у меня тут же перехватывает дыхание. Она медленно поворачивается. Ее лицо покраснело от слез. С болью в глазах Кнопка смотрит на меня.
— Знаешь, Мэдди рассказала мне историю о своем муже, — произносит она прерывисто. — Видишь ли, она отвергла его. — Я качаю головой, не понимая, куда она клонит. И тогда Стелла продолжает: — Мэдди призналась, что он звонил ей каждую ночь. И задавал один и тот же вопрос: «Оно того стоило?» Жизнь без него, — поясняет, — оно того стоило?
Стелла говорит уже не о Мэдди.
Я прочищаю горло, но голос все равно остается хриплый.
— О чем ты?
— Я знаю, каково это: быть одинокой. Потому что провела в одиночестве больше половины жизни. И смогу и дальше прожить.
Глаза жжет и щиплет от непролитых слез. Стискиваю зубы, пытаясь совладать с эмоциями.
— Я знаю, что сможешь. Ты… ты очень сильная.
На ее лицо набегает тень.
— Вовсе нет.
А затем Стелла шагает ко мне навстречу, почти переходя на бег. Прежде чем я успеваю хоть что-нибудь ответить, она врезается в мою грудь, выбивая воздух из легких, и обнимает меня за шею. Отдышавшись, прижимаю ее к себе и зарываюсь лицом в шелковистую копну волос.
Начинаю дрожать. Слезы обжигают мои щеки. Больше не в силах сдерживаться. Стелла крепко обнимает меня, удерживает на ногах.
— Он задал неправильный вопрос, — глухо сообщает она, уткнувшись лицом в мою грудь.
— И какой же правильный?
Касаюсь губами ее волос, не желая выпускать свою девочку из объятий. В ответ она прижимается губами к моей груди.
— Стоит ли свеч игра, в которой я буду постоянно бояться потерять тебя?
— Ты меня не потеряешь. Ни за что. — Не сумев удержаться, лишь раз целую ее во внешний уголок глаза и тут же на губах ощущаю соленый вкус слез. — Не стану обещать, что все будет идеально, ведь порой веду себя как капризный ублюдок. К тому же иногда у меня бывают трудные периоды в жизни. Но попытка жить без тебя стала самым худшим периодом в моей жизни. Ты — часть меня, Стелла. — Я ударяю себя кулаком в грудь, где все еще чувствую огромную пустоту. — Ты в моем сердце. Навечно.
Стелла поднимает голову, кладет руки мне на щеки, и мы осушаем друг другу слезы.
— Идеал — лишь выдумка. Я тоже далека от совершенства. Если ты кого-то любишь, то должен быть готов принять и его недостатки. Когда я уходила, до меня дошло, что ты тоже не знаешь, как доверять другим. И все же ты здесь, хочешь дать нашим отношениям второй шанс.
— Хочу. — Прижимаюсь лбом к ее лбу. — Значит, игра стоит свеч?
Стелла робко улыбается.
— Слушай меня внимательно, Джон Блэквуд, поскольку я в курсе, как трудно тебе принимать комплименты. Ты что-то упоминал о моей силе? Но именно ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. Ты боец. И каждый день борешься за лучшую жизнь. Я восхищаюсь тобой. Обожаю тебя. И так было с самого начала. От страха непросто избавиться. Но ради тебя? Я буду рядом, буду сражаться бок о бок с тобой и никогда не пожалею ни об одном проведенном с тобой дне.
У меня нет слов. Все, что я могу — это притянуть Стеллу еще ближе и держаться за нее как за последнюю надежду. Пока я пытаюсь успокоиться, она что-то тихо напевает себе под нос, вырисовывая круги на моей дрожащей спине.