А Довод не спешит. Он разглядывает меня с легкой улыбкой, покручивает дорогую ручку, опять же! Будто специально тянет время и подзуживает меня, провоцирует. Но на что?
— С секретаршей не получается, но у меня есть другое предложение.
Сердце замирает и даже, кажется, идет в обратную сторону. Читает? Совершенно точно читает, что со мной происходит, и наслаждается этим. Я не знаю как, но понимаю сразу — ему нравится надо мной издеваться.
— Вы пошутили, да? — тихо шепчу, готовая разрыдаться.
Ну конечно! Он просто прикололся над глупой малолеткой, теперь смакует плоды своей шутки! А я…дура…поверила. Поверила, блин?! Нет, ну ты реально овца…
— О чем ты? — уточняет, я опускаю взгляд на свои руки, чтобы он не видел в моих глаза еле сдерживаемые потоки унижения.
— Вы не собирались давать мне работу. Это была шутка.
Я ожидаю услышать все, что угодно: смех, что он камеру достанет что ли? Подкалывать начнет. Все, что угодно! Но не то, что происходит далее…
— Ты считаешь, что у меня есть время на розыгрыши? — холодно, жестко, хлестко.
Довод
Если по началу я отношусь к ней с толикой умиления, то теперь она меня дико бесит. Даже ее симпатичная попка в этом сарафанчике, который я мысленно уже поднял пару сотен раз, пока разглядывал ее со спины, не стоит того.
Как там было?! Мягко стелет, да жестко спать? Ее случай.
Ев-ге-ния.
Перекатываю имя на языке мысленно, но сразу возникает вопрос получше.
Влад, куда ты смотрел вообще?! Она малолетка. Просто. Тупая. Малолетка. Тебе не нужны были проблемы, а ты нарвался еще на большие! Да, она говорит хорошо, но на деле все оказывается куда как проще: она — просто — ма-ло-лет-ка.
Точка.
Подчеркнуть.
— Нет… — тихо шепчет, прикусывает губу.
Твою мать.
У меня внутри все так и бурлит, когда она так делает. И волосы эти чертовы…опять ниспадают на плечи красивыми волнами. Манят. И она манит тоже. Ее дурной сарафан, от которого у меня член так и рвется наружу. Хорошо, что она уставилась в пол, есть возможность его поправить, потому что сейчас мне физически больно находиться рядом с ней.
И я злюсь. На себя, в первую очередь, но огребает она — потому что причина.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — цежу, а через вдох добавляю, — И спрячь сопли. Я этого не люблю.
Твою мать.
На мое замечание девчонка резко вскидывает свои яркие глаза, злится. Ох, нравятся мне ее эмоции. Вкусные. Вызывают внутри пожар.
Ухмыляюсь.
— Мне нужен человек, который займется моими контрактами.
Господи. Какую. Херню. Я. Несу.
Я вообще не собирался давать ей никакую работу! Знал, что позвонит — очевидно. Но работа? Точно не в офисе. Я для тебя приготовил единственную задачу, для которой ты мне нужна — греть мои простыни. Но нет. Зачем играюсь дальше? Интересней так? Или что? Я пока не разобрался, она тем более ловит ступор и переспрашивает.
— Контракты?
Розовый язычок проходится по нижней губе.
Твою мать! Не девчонка, а порок какой-то на ножках! И плевать, что они коротковаты.
Указываю подбородком на стеллажи и несу херь дальше.
— Мне нужно разобрать весь архив. По датам. Плачу пятьдесят тысяч, справишься? Посмотрим, может быть предложу тебе место в штате.
Ага, ну да-да, конечно. В штате.
Какой же бред.
Но дальше меня сражает наповал ее реакция. Евгения расширяет глаза, приоткрывает свой чертов рот, а потом выдыхает.
— Пятьдесят тысяч?!
Именно тогда я решаю, что она не просто «на разок». Нет. В этот момент я понимаю, что мне нравится в ней больше всего и почему так тянет: искренность. Я хочу ее искренность. И ее хочу. Что больше? Пока не знаю, но я точно получу все сразу.
Ты уже не сбежишь, малышка, или я не Довод, мать твою!
Глава 4. Фантазия
Я работаю почти неделю!
Так волнительно…
Честно? Это действительно волнительно: я раньше никогда не работала и теперь чувствую себя по-настоящему взрослым человеком. Почти разумным, если бы не одно жирное «но»: я веду себя, как конченная дура, когда дело доходит до моего начальника.
Женатого начальника! Но мою фантазию этот факт никак не останавливает.
О мужчине вроде Довода пишут в женских романах, снимают фильмы, делают властителем женских грез, но никак не «существуют» в реальности кого-то настолько обычного, как я. Но он существует, мало того! Я вижу его каждый день в непосредственной близости.
Мое рабочее место — кожаный диван в его кабинете и стеклянный столик, на котором мне разрешено было расположиться «как душе угодно», а душе угодно, если уж совсем откровенно, расположиться либо за сто миллионов километров от него подальше, либо прямиком на коленках.