– Как насчет тебя? – услышала она за плечом. Теплое дыхание мазнуло по шее, и Гермиона вздрогнула.
– Виктор, – только что она видела его в компании преподавателей в первом ряду, а сейчас он стоял позади нее, чем невероятно смущал. Да, они выяснили отношения, решив остаться друзьями, но школа об этом не знала, и только ленивый не таращился, когда они находились близко друг к другу.
– Сыграешь?
Он указал на фортепиано, так никем и нетронутое с момента начала праздника. Оно стояло в углу сцены, немного пыльное, но такое красивое, как будто ждало ее.
Это было очень соблазнительно. В последний раз она играла на рождественские праздники, когда была дома. Мама, едва оправившись от болезни, попросила ее сесть за клавиши, и Гермиона не устояла.
Но на нее смотрела школа. Студенты заняли все места, пришли даже преподаватели, а те, кому не хватило места, расселись на траве у деревьев. Она не привыкла играть для такой большой публики.
– Я не уверена, что смогу вспомнить хоть что-то…
– Да брось, – Виктор легонько пихнул ее плечом. – Тебе было четырнадцать, когда я влюбился в твою игру. Идем, я постою с тобой рядом.
Она и забыла, что на четвертом курсе действительно играла для Виктора. Словно в прошлой жизни. Так много воды утекло с тех пор, что ком подступил к горлу. Какой беззаботной казалась ее жизнь тогда. Единственной стоящей слез проблемой было то, что Гарри и Рон не воспринимали ее, как девчонку, способную понравиться парню.
– Ладно, – она сняла мантию и повесила на спинку стула. Заметив ее, когтевранцы расступились, вместе с гитарами сползая со сцены.
Слава Салазару, его в эту затею с праздником никто не втягивал.
Малфою, честно говоря, было совершенно насрать, чем там школа собралась заниматься в свой заслуженный выходной, его даже радовало, что Грейнджер принялась всем руководить. Потому что так у него было меньше шансов наткнуться на нее в коридоре.
Пока они с Забини корпели над заданием по Зельям, сидя в прохладной библиотеке и задыхаясь от пыли, каким-то чудом на улице собралась толпа. Образовалась сцена. Студенты начали играть.
Драко вообще хотел найти парней из команды и предложить немного полетать, потому что погода была хорошей, а финальный матч против Гриффиндора приближался. Но парни как будто испарились, а под деревом, чуть вдали от шатра, кучкой сидела толпа слизеринцев. Они принимали непосредственное участие в этом грандиозном цирке уродов, осмеивая каждого, кто выходил на сцену.
Рок-группа из Когтеврана показалась им слишком слащавой, и они пытались перекричать выступающих, заменяя слова. Близняшкам придумали новые прозвища, а лохушку Лавгуд просто освистали, хотя та, кажется, даже не заметила этого.
– Пойду я отсюда, – сказал Малфой Блейзу, да так и замер на месте.
На сцену поднималась Грейнджер. Медленно, нерешительно она шла по ступенькам, вытирая руки о юбку (слишком короткую, на его взгляд). Ладони наверняка вспотели и даже на таком расстоянии было прекрасно видно яркий румянец смущения на бледных щеках.
Крам, как цепной пес шел следом.
– Куда это Грейнджер поперлась? – заржал Тео. Кребб и Гойл подхватили его смех, а Драко не слышал. Все, что его волновало – она идет на сцену и сейчас будет что? Играть? Вот так просто, сидя на сцене? Перед всеми? Они будут смотреть на нее, а она будет играть?
– Дура, свали со сцены, а то я ботинок брошу!
Ржали и парни, и девчонки, но те, кто сидел у сцены, на скамейках и стульях, с замиранием сердца следили за Грейнджер. И Драко не без сочувствия к самому себе понял, что он тоже там, с ними. Хоть и стоит чуть дальше, но смотрит на нее так же, как остальные.
Она осторожно села, на пробу провела пальцами по клавишам, набрала воздуха в легкие, а потом начала играть.
Драко впервые слышал эту мелодию. Она была не в его вкусе: слишком плавной, грациозной, тягучей. Он редко слушал музыку – считал, что она отвлекает. Иногда мама включала пластинки после ужина, когда отца не было дома. Один раз Драко застукал ее во время странного танца. Она кружила по кабинету в ночной рубашке и наброшенном на плечи халате, такая смешная и на удивление юная. Он не мог отвести от нее взгляд. При отце мама никогда не вела себя так, она была образцом сдержанности, и в тот момент он впервые почувствовал себя обманутым. Словно мама лгала ему о том, как нужно себя вести. Словно она носила в себе образ беззаботной, смешной девчонки, которой, вероятно, когда-то была. А он не имел права знать ее такой.
Пальцы Грейнджер бегали по клавишам, издавая эти тоненькие, едва различимые в шуме толпы звуки, и вся она была как будто в другом мире. Погрузилась в него и не выныривала. Она не видела никого. Вокруг сцены собралась небольшая толпа – преимущественно гриффиндорцы. Драко видел рыжую макушку Уизли, блестящие волосы Патил и Крама, который, прислонившись к фортепиано боком, не сводил с Грейнджер глаз.
Наверное, они выглядели одинаково. Два болвана, которые почему-то сочли, что она привлекательна. У нее не было больших сисек, задницы и лица, которое можно было бы назвать невероятно красивым. И это поражало. Как она, будучи такой тусклой, приковывала к себе, тянула, хватала и не отпускала… Не было сил ей сопротивляться.
– Хватит пялиться на нее, кретин, – тихо сказал Драко сам себе, но… Лишь прислонился к дереву, чтобы удобнее было смотреть.
Серьезно, вокруг было столько девчонок, с которыми можно было уединиться или, если на то пошло, завести крепкие, серьезные отношения. Девушек, которых одобрили бы родители, с которыми можно было заявиться на ужин, девушек, которые были бы бесполезны для Темного Лорда, и он не трогал бы их никогда…
Но нет. Грейнджер. Умная, упертая и, как оказалось, умеющая играть на фортепиано.
Вляпался так вляпался, Малфой.
Играя, она то закрывала, то открывала глаза, дышала полной грудью, иногда отклонялась назад, и волосы касались ее прямой спины.
Блейз встал рядом. Драко почувствовал его полный жалости взгляд и решил проигнорировать его.
Сорвав травинку, он пихнул ее в рот, перекатил из одного уголка губ в другой.
– Он хочет ее, – сказал Малфой, наконец, потому что не мог больше носить это в себе. Его разрывало на куски, и звуки, которые Грейнджер продолжала выжимать из инструмента, не помогали.
– Ее?
Блейз был невероятно проницательным, ему не нужны были имена.
– Да. Хочет, чтобы она служила ему, смотрела ему в рот, хочет трогать ее своими мерзкими…
– Тихо, – Забини огляделся. – И что ты думаешь делать?
– Пустить себе Аваду в лоб.
– Я серьезно, Драко. Нельзя просто ходить и вздыхать по ней. Нужно придумать что-то.
Стало смешно, но смех его был больше похож на хрип подыхающего. Он застрял в горле и мешал дышать.
– Что? Что я могу придумать, Забини? Мы на территории колледжа, а Грейнджер слишком упрямая, чтобы делать то, что я велю. Я не могу отказать ему, потому что это вызовет сомнения, я не могу сбежать сам, потому что тогда он отыграется на моих родителях. Я ничего не могу, я бессилен.
– Нет. Ты не бессилен, Драко. И тебе не обязательно все делать самому, когда ты уже поймешь это?
– Подставить еще и тебя?
Блейз улыбнулся. Драко посмотрел на него. Весь год Забини помогал ему выбираться из ада, терпел его заскоки, успокаивал и направлял на свет там, где, казалось, осталась одна лишь тьма.
– Со мной ничего не случится.
– Мы не можем этого знать.
Драко снова посмотрел на Грейнджер и тут, закончив играть, она подняла глаза. Как будто знала, где он стоит или… чувствовала? Их взгляды встретились. Он не успел нацепить маску безразличия. Слишком пристально, слишком глубоко в душу она смотрела.
Повернулась к Краму, Уизли и остальным. Драко прочел по ее губам «я сейчас вернусь».
И быстро сошла со сцены, игнорируя всеобщий стон недовольства.
– Мне нужно идти, – он похлопал Забини по плечу. – Увидимся в гостиной.
– Ты не можешь бегать от нее вечно, Драко!
Но он готов был попробовать.
Нет уж, в этот раз он не ускользнет!