Туманова Ольга
Дождь
Ольга Туманова
Дождь
С утра шел мелкий дождь.
Мутные капли лениво ползли по стеклу, монотонно стучали по подоконнику.
Климанов считал себя человеком солнечным и в слякотные дни старался не выходить из дома.
Дождь Климанова угнетал. Не работалось. На кухне грудились грязные тарелки. В ванне скапливались носки и рубашки. В голову лезли ненужные мысли, философские, например, о неизбежности смерти и смысле бытия... В голове крутились стихотворные строки. Вот и сегодня весь день тюкало рефреном:
С утра болела голова,
А главное - что надоела
Привычная игра в слова...
А я не знал другого дела.
Другого дела знать не мог,
И потому не брался,
Ругал себя за борзый слог,
А к вечеру набрался.
Хорошо сказано. Жаль, уже сказано.
Климанов смотрел на окно, и в причудах мокрых струек на стекле вяло рисовались ехидные рожицы. Рожицы заглядывали в окно и показывали друг другу на облачка пыли вдоль плинтусов, на мятую рубашку с полуоторванной пуговицей... И хихикали: "Если холостяки живут, как короли, то почему люди так рвутся к власти?"
Соната закончилась.
Климанов зажег две свечи в пол-литровой банке /да, хороши были грибочки! Есть что вспомнить.../, вновь поставил Гайдна и долго так сидел, глядя на игру оконного стекла отраженным пламенем свечей.
В дожде тоже есть что-то, если подойти к нему философски. В нем бывает порыв, распахнутость, масштаб, стихийность... что еще? Он - дуновение природы, то нежное, как дыхание милой девушки, то бешеное... впрочем, это о ветре. А дождь... что дождь? дождь может смывать, сносить, намывать... намывать? да... Но сегодняшний дождь сер и скучен, с какой платформы к нему ни подходи. Эдакий провинциальный. И намывает - намывает? - вот именно, и намывает не что иное, как скуку. Ну, скажем изящнее - грусть, и грусть... легкую... как... ну, что у нас легкое?.. легкое столовое вино. Вот именно. Очень хорошо. Грусть легкую, как... "Чхавери". Вино, конечно, сладковато, но звучит красиво, с эдаким... шелестом.
Вспомнился южный погребок. Полумрак и запах плесени. Полный кавказец в несвежем халате. Шаткий стол, весь в липких пятнах...
Отвратной, между прочим, была та забегаловка. Но к чему подробности? Вспоминаем: полумрак и запах... моря, естественно. Морской свежести. И женские глаза... Какие? Не надо цвет. Какой цвет в полумраке? Пусть глаза будут распахнутые. Они то сужались, то прищуривались, то... темнели. Вот именно. Полумрак медленно перешел во мрак, и глаза туда же. Как этот бред получался у Паустовского? На радость прекрасному полу.
Климанов, не вставая с подоконника, ловко изогнувшись, придвинул на край стола стопку бумаги, сумел дотянуться и до ручки. Занес перо над листом и замер в поисках первого слова. Все было, в общем... расплывчато... как рожицы в окне... и ни одну за нечесаные лохмы не ухватишь... Ладно, главное начать, все равно потом - метры очень советуют - первую фразу отсекать, не глядя. Или даже первый абзац? Хотя есть такое мнение, что первая фраза - самая главная. Такое вот разнообразие. Сплошной плюрализм.
- Первая встреча произошла в поезде, - написал Климанов, уже зная, что фраза не нужна. Но - потом. Главное - расписаться. - Незнакомка стояла у окна, заплеванного грязью, - о, господи, сверхреализм, ну ладно... потом...- За окном плыл банальный пейзаж, - плыл? Ну... помахивая веслами. - Полустанки, столбы, коровы... Мне был виден лишь профиль женщины, что, казалось, не замечала никого и как бы даже отчасти забыла, что она не одна. Глянув, возможно, мельком, а, может быть, из порожнего дорожного любопытства, на случайную попутчицу, я глянул на нее вновь... и вновь. Что-то в женском профиле... в чуть склоненной голове... и длинной - или высокой? ладно, разберемся - шее, что была видна в глубоком вырезе спокойного пуловера...Лица не видел, лишь профиль, а разрез на кофточке углядел? - короче, вот именно, - можно было подумать, что она стоит перед полотном Мане, - или Моне? Вечно путаю... У кого там пейзажи... с коровами? А нельзя ли вообще попроще? Нет. Впрочем, можно, но не будем. Когда я последний раз видел эти омонимы? В другой жизни? Как Венька изрек... а, все, не думать ни о чем. Нет, все-таки, кто интеллектуал - попутчица или герой, или они, так сказать, нашли друг друга? Ну, ни о чем! - проводник толкнул меня, - или лучше бы его? - охапкой белья. За приоткрытой дверью соседнего купе налаживали "козла". Стелились постели, доставалась обильная провизия, кое-где уже звякали стаканы и отпускались нехитрые шуточки под нетребовательный смех... И лишь она, одна среди ушедших в дорожные мелочи пассажиров, была, как...
Была, как... что б такое в ней увидеть... Вечно осечка с этим как. Кто изрек: чем меньше сравнений, тем они ярче? чтоб такое вытащить посверкать... Она была... В ней было что-то... Ну, уж - нечто. Как...
Климанов сузил глаза и уставился в дождь. Она... В неровных струйках дождя мелькнул неясный силуэт. Климанов еще больше сузил, почти совсем закрыв, глаза и привычно отдался приятному нервному возбуждению. Силуэт мелькнул, туда, обратно... качнулся, изящно наклонился, откинул голову. Он был сродни...
В прихожей зазвонил телефон. Климанов с надеждой глянул на окно, но в окне моросил обычный дождь, и все приличные силуэты уже сидели по домам.
В прихожей звонил телефон. Встать? Пока подойдешь - иссякнет. Кому он мог понадобиться? Ни один нормальный знакомый давно уже не звонил ему в дождливую погоду, не желая попасть в муссон его дурного настроения.
Телефон звонил. Не к добру подобное упорство. Или Венька? Тот, черт, конечно, сообразил, что он дома, но, так сказать, не расположен.
Женский голос сказал: "Добрый вечер", извинился неизвестно за что, должно быть, за чрезмерную настойчивость, и попросил Климанова быть настолько любезным, чтобы пригласить, если можно, к телефону Володю. Столько вежливых слов и оборотов Климанов не слышал за всю прошедшую неделю.
Голос был приятный, почти что лирическое сопрано, и, казалось, принадлежал особе выдержанной, даже спокойной (что в глазах Климанова имело достойную цену, поскольку сам он - увы!). К тому же та-акой вежливый!..
В трубке кроме приятного голоса Климанов уловил едва слышную мелодию, эдакий музыкальный флер... Нечто очень знакомое, но не избитое. Он прислушался... Оратория Гайдна, несомненно.