Впрочем, глаз не было. Вы могли посмотреть на него, так похожего на человека и не заметить разницы. Веко, глазное яблоко, зрачок — всё это присутствовало. Но стоило присмотреться — и вы бы поняли, что нет его глаз ни тут, не там, а есть только фальшивка, которое скрывает то, что в одну секунду сведёт тебя с ума и заставит бежать, бежать с громким криком и обхватив голову, бежать так, как никогда ни бежал ни ты, ни он и не она, бежать до тех пор, пока не выпрыгнет из груди сердце, пока не разорвётся оно и ты не упадёшь на траву… И ветер будет трепать твои волосы и муравьи деловито пройдут маршем по твоей руке. Потому, что вместо глаз у ангела — вечность. И вместо души — плоть.
Плоть, которую нельзя ощутить рукой, на которую нельзя взглянуть, помять пальцами и бросить в сторону. Её выдали вместо души, у неё был маленький инвентарный номерок. Ангел вложил её в себя. И умер. Или ожил. А может и то и другое. Ходит он по земле, и покой ему сниться в дивных и прекрасных снах. Эти сны никогда не снились человеку. Они сняться только ангелам, в тот единственный миг их жизни или смерти, когда они видят нас.
И прозревают.
Душа
Однажды я умер. Душа моя тихонько поскреблась внутри тела, огляделась и осторожно выбралась наружу. Был вечер, облака плыли по небу, отражая огни города, волны били в причал и орали чайки. Мимо проезжали машины, пыль кружилась в воздухе.
Шли люди. Они о чём-то говорили, спорили, переступали через моё тело и уходили вдаль, размахивая руками и думая о своих насущных проблемах. Собака подбежала ко мне, обнюхала, чихнула, затем пометила территорию и побежала дальше, к ближайшему столбу.
Спускалась тьма. Зажглись фонари, и подул пронизывающий, северо-западный ветер. Вдали загудел пароход. Холодало. Душа поёжилась, затем расправила крылья и полетела. А я остался лежать.
Ссора
Когда ссоришься, тебе в сердце пробирается маленький червячок, который начинает точить его, словно кору дерева. Он прогрызает в тебе новую беговую дорожку, на которой будет заниматься спортом, выедает холл и диван, строит себе сортир и спальню. С каждым новым словом, слетающим с твоих уст, червячок точит ещё один проход, не оставляя тебе ни шанса, ни выхода, и лишь сумерки остаются, медленно накрывая твою душу.
Утихает ссора и червячок впадает в глубокую спячку. Что сниться этой маленькой твари, когда калачиком, в глубине твоего сердца, она свернётся в углу и ждёт. Ждёт, а коридоры сужаются, и ты мило болтаешь со своей матерью, друзьями, подругой… Не зная, что где-то там он ждёт своего часа. Ждёт, когда снова возникнет возможность, и он снова примется грызть. Твоё красное беззащитное сердце и не менее беззащитную душу. Однажды ты откроешь глаза и подойдёшь к окну. Ты уже спокоен, и разбитые тарелки не валяются на полу. А он, вместо того, что б снова лечь и уснуть, поднимет голову, и с новой силой примется за работу. Времени у него мало, и тебе осталось недолго.
По улице пройдёт похоронный оркестр и сыграет тебе траурный марш. В нём не будет слёз, а только сожаление. Трубач будет петь, а барабанщик разобьёт витрину. Червяк продолжит своё дело. Когда он покончит с тобой, он совьёт кокон, заберётся в него и будет спать до весны. А весной его прекрасные крылья подарят кому-то клочок неба.
День рождения
Серега стоял у дверного глазка и смотрел на день рождения с подозрением. Он — день рождения, а не Серега — был толстым, круглым и юбилейным. Пускать день рождения на порог не хотелось — он был тридцатым, и Серега четко понимал — откроешь дверь, и все. Хана. Назад уже дороги нет. Серега глубоко вздохнул, и дернул на себя ручку.
— Серега! — радостно загудел день рождения, вламываясь в квартиру. — Сколько лет! Совсем большой! — и радостно ущипнул Серегу за щечку. — Сладкий! — и дернул на кухню.
Серега уныло пополз следом.
— Варенье, варенье, варенье…, - день рождения ползал по полкам. — Непорядок у тебя, Серега. Плохо гостей встречаешь! Ты осознаешь, что все прогрессивное человечество день рождения с вареньем ассоциирует, а ты — нет? И как нам теперь жить? А? Это ж трагедия!
— У меня вискарь есть, — буркнул Серега.
— Он же не сладкий! — радостно отозвался день рождения, звеня стаканами и булькая горлышком бутылки. — Он же не ложкой! Но хорошо! — и сочно рыгнул.
— Ты надолго? — полюбопытствовал Серега.
— Да на день! — беззаботно махнул рукой день рождения.