Вы не успеете, ребятки! Вы обосрались от страха и неожиданности. И даже пистолет в руке водителя после отдачи возвращается на прицельную прямую слишком медленно. Вы не успеете! Вы привыкли мучить и убивать. Вы и подумать не могли, что кто-то в мусорской форме, которую вы так презираете, станет убивать вас. Не задерживать и разоружать, а мочить вглухую. Как умеете вы сами. А что иное с вами делать, если сделать больше ничего нельзя?! Это вам за Володьку, за Наташку, за жизнь, которую вы испоганили…
Лапин стрелял из двух рук, не целясь, почти наугад. С такого расстояния промахнуться было невозможно. Наконец патроны в обоих магазинах кончились.
Когда грохот стих, Лапин быстро сменил обойму в своем «Макарове». В салоне легковушки не наблюдалось никакого движения. Три черных, угловатых силуэта застыли на сиденьях в неловких позах. Кровь в темноте давала о себе знать лишь темным отблеском.
Грузовик взревел мотором. Лапин резко обернулся на звук. Тяжелая машина рванула задним ходом, пытаясь развернуться. Ее занесло. Лапин выстрелил, целя по колесам. Водителю удалось развернуть грузовик на неширокой полосе трассы. Пули искрили, рикошетя об асфальт, и с визгом уносились в темноту, пока «Макаров» в руке Андрея не смолк с отведенным назад кожухом затвора. Тяжело груженная машина стала набирать ход.
Из придорожных зарослей вдруг хлестнул винтовочный выстрел. Андрей вздрогнул от неожиданности. Уходящий грузовик завилял, его повело к обочине, бампер сшиб несколько полосатых придорожных столбиков, и тяжелая машина с грохотом завалилась в кювет. Следом через полотно трассы мелькнула чья-то тень.
Когда Лапин подбежал к месту аварии, Гусев уже надевал на водителя наручники. Рядом на траве лежал старенький кавалерийский карабин. Несколько вывалившихся из кузова бочек разбилось, и среди древесных обломков оранжево поблескивало жирное месиво кетовой икры.
– Здравствуй… новый год! – Лапин опешил. – Ты каким ветром?
– Тебя же без присмотра нельзя оставлять. Ты чокнутый! Ну, пришлось маленько пропасти. Ни фига ты хвоста не заметил, спец! У меня тут мотоцикл в кустах.
– А карабин откуда?
– Я охотник, – солидно объяснил Гусев. – Как же в тайге без карабина? И разрешение имею.
– Куда ты башку суешь?! – Лапин указал на расстрелянную легковушку. – Там же три жмурика.
– Вооруженная банда открыла огонь. Оружие нами применено правомерно. Но ты на всю голову долбанутый. Я не ожидал, что ты с ними так… – Гусев усмехнулся. – А мороки будет – почему, никого не уведомив, устроили засаду, да еще с такими последствиями?! Ладно, – он махнул рукой. – В случае чего, не пропаду. А вот тебя могут и прищучить. Вторая «пушка» откуда?
– За меня не беспокойся. Рация есть? Вызывай группу. Да винчестер свой спрячь. Скажешь, я один стрелял.
Лапин направился к «Карине».
– Эй, ты куда?
– На старой брандвахте меня один деятель дожидается.
Полковник Павлов выругался.
– Это вы к моему приезду подарок приготовили?
Вокруг изрешеченной пулями легковушки и опрокинутого грузовика суетились сотрудники в форме и в гражданском. Три милицейских «уазика», перегораживая дорогу, заливали светом фар место происшествия. Скованного наручниками водилу затолкали в «воронок».
– Где Лапин?
Гусев помялся.
– Да поехал к старой брандвахте. Какие-то проблемы у него там остались. Он вам магнитофонную кассету передал. Стоит послушать!..
Вынув из скоб обрезок трубы, Лапин распахнул люк.
– Вылезай.
Ему никто не ответил.
– Уснул, что ли?
Ни звука. Андрей достал фонарик и посветил вниз. Он увидел рыбинспектора и вздрогнул.
Постоял молча в задумчивости. Что ж, так оно и бывает. Крантец крадется незаметно, откуда его не ожидаешь. Тут на самооборону не спишешь. Да и вообще, если б что-то одно, а так слишком много всего наворотилось – не отбрешешься! Он опять направил луч фонаря в угольную черноту трюма. Неподвижное лицо инспектора посинело, язык вывалился изо рта. Шею перехлестывала петля поясного ремня, другой конец которого был привязан к балке рангоута.
Решил, значит, увильнуть от тюрьмы и разборок. Что ж, вольному – воля! Но если и вправду инспектор подстраховался, если всплывет, что довел мент его, сердешного, до самоубийства – совсем получается перебор.
Лапин ощутил в груди холодную, саднящую пустоту. Вернулся к машине, плюхнулся на сиденье. И что теперь? Он представил себе просторные начальственные кабинеты, прокуренные клетушки прокурорских следователей, будто наяву услышал казенные голоса – вопросы, вопросы, вопросы! О вонючих камерах следственного изолятора думать не хотелось.