шего он себе не позволял, только шептал какую-то чушь про то, что мне понравится... А меня чуть наизнанку не выворачивало. Было очень страшно, обидно и мерзко. И жаловаться некому. Я слишком хорошо знала, что мне скажут в ответ на такую жалобу... А брат становился все настойчивее, преследовал меня, ловил в темных уголках, называл самой красивой и милой, клялся в любви и однажды напугал меня до полусмерти, прошептав мне на ухо, что мы не родные брат и сестра и он обязательно попросит меня себе в жены, если я буду хорошей, послушной девочкой. Мой ужас был настолько велик, что все послушание тут же улетучилось. Я отчаянно извернулась и впилась зубами ему в руку, а когда он заорал от неожиданности и ослабил хватку, оттолкнула его и убежала. Это раньше я не понимала, что ему нужно, и просто всеми силами старалась избегать его. Но недавно был день посвящения, и я с ужасом выслушала наставления старших женщин, которые рассказали, что должна знать будущая жена. Это не брат сошел с ума, это... и мой будущий муж будет не только слюнявить и лапать, но и... в любой момент, когда ему взбредет в голову, хоть каждый день, и... не хочу!!! А вдруг... Вдруг Гойчин действительно попросит меня в жены?! Вряд ли ему разрешат... но вдруг?! Оказаться во власти того, кто с самого детства причинял мне только боль и неприятности, не хотелось до черных мурашек перед глазами. Когда первый испуг прошел, я начала усиленно думать. И додумалась. У меня есть два выхода: просто оттягивать замужество как можно дольше или вообще постараться избежать этой участи. И в обоих случаях мне нужна обитель Белых Птиц. Все эти мысли пронеслись в голове, пока бабушка внимательно изучала мою склоненную макушку, украшенную традиционными булавками невесты - костяными, двузубыми, с цветами из розового шелка. Розовый - цвет невинности и одновременно зрелости, будь он неладен! - Лейсан, это правда, что ты в последнее время ходишь к семейной травнице? Зачем? Ты заболела? - Нет, куничим-ни, я здорова, - говорить надо тихо, держаться скромно и не раздражать старших. С этим я справляюсь. - Тогда что ты там делаешь целыми днями вместо того, чтобы учиться правильно подавать чай, красить лицо и вести приятную беседу? - Простите, куничим-ни, мне просто интереснее... то, что рассказывает почтенная Вый-го. - Что тебе интереснее? - немного раздраженно обмахнулась веером бабушка. Я внутренне подобралась. Плохой знак. - Простите, куничим-ни... мне интересно слушать про разные травы... как их собирать и готовить. От чего они помогают, как ими пользоваться... Почтенная госпожа Вый-го очень понятно рассказывает и все мне показывает. Госпожа Вый-го сказала... что я хорошо умею слушать и запоминать травы... - Да, мне она тоже говорила, что у тебя есть способности. - Бабушка задумалась. Минуты три она молчала, я тоже притихла на циновке, стараясь не шевелиться и даже не дышать. - Госпожа Вый-го очень ценная для рода женщина. И занятая, - наконец выдала бабушка, с резким звуком складывая веер. - Просто слушая ее разговоры и отвлекая госпожу от дел, ты ничему не научишься. - Да, куничим-ни... - Я еще ниже опустила голову и мысленно обратилась ко всем великим предкам. - Госпожа травница долго училась и стала знающей женщиной. Полезной роду. Ей пришлось в твоем возрасте покинуть семью и несколько лет провести в обители Белых Птиц. - Бабушка смотрела на меня не отрываясь, я чувствовала этот взгляд всем телом. - Да, куничим-ни, я знаю. - Это суровое место, Лейсан. Женщины, живущие в обители, много учатся и работают. И у них нет такой вкусной еды и красивой одежды, к которым ты привыкла дома. - Да, куничим-ни, я понимаю. - И все равно тебе интереснее возиться с травами, чем вести достойную беседу с приличным юношей? - Да, куничим-ни, простите. Бабушка вздохнула и откинулась на подушки. - Хорошо. Я вижу, что ты еще слишком молода для замужества, но при этом не глупа и не без способностей. Я сообщу твоему достопочтенному отцу, что, возможно, обитель пойдет тебе на пользу. Ты не будешь позорить дом своей незрелостью и научишься полезному делу. Думаю, твой будущий муж и его род будут рады принять в свой дом знающую женщину. Иди к себе. Я поклонилась и поспешно покинула бабушкину комнату. Только в коридоре я позволила себе несколько раз подпрыгнуть на месте и тихонечко пискнуть от радости. Получилось! Получилось! Я уехала в тот же день. Бабушка не любила откладывать важные дела в долгий ящик. У меня даже возникло подозрение... Очень уж внимательно достопочтенная госпожа Гу-Риань смотрела на своего старшего внука, когда семья собралась на церемонию прощания... Неужели она о чем-то догадалась? И кому бабушка помогала на самом деле? Мне, единственной внучке, или любимому старшему внуку, убирая соблазн с глаз долой? Неважно, главное, я уехала далеко, где ни один мужчина не мог до меня добраться. В обители Белых Птиц живут только женщины. Вот так я оказалась в обители и прожила там почти пять лет. Да, сначала было трудно и непривычно, но мне действительно нравилось возиться с травами и помогать больным. Даже самая грязная и тяжелая работа не смогла отвратить меня от лекарского дела. Хотя, конечно, были и слезы, и стертые в кровь при мытье каменных полов коленки, и боль в непривычных руках, и вывернутый на пол ужин, который пришлось самой же убирать... были старики и дети, гниющие язвы и открытые раны... ко всему можно привыкнуть. А если тебе нравится лечить, если интересно, если ты чувствуешь благодарность от тех, кому помогла, и поддержку учителей... Эти пять лет я была счастлива. И очень многому научилась. Домой я ездила за это время всего два раза и ненадолго. На свадьбу дядиных сыновей. Семья была мною довольна, из обители им писали о моих успехах и скромном поведении. И даже суровая бабушка не упускала случая меня похвалить за старание... Гойчин первым привел в дом жену. Из хорошей семьи, красивую и воспитанную. Я приехала поздравить брата и всю неделю празднеств почти не спала. Мне опять было страшно... Брат прожигал меня глазами, этот взгляд преследовал меня везде, и я пряталась в покоях бабушки под любым предлогом. Самое неприятное, что уже на третий день свадебного обряда, когда юная жена вошла в покои мужа и оставила там свою девственность, принеся ее в жертву духу своего нового рода, сияющие от счастья глаза пятнадцатилетней невесты погасли...