Выбрать главу

Мы стояли на той же круче оврага и, когда это случилось, не проронили ни слова. Обычно шумно обсуждали, спорили: «наш упал, не наш», «живой или неживой летчик, выбросившийся на парашюте», а тут словно и не видели. Постояли, постояли и молча разошлись.

И все же не этот случай отвадил меня от беготни на берег Волги, погасил мальчишеское любопытство, связанное с воздушными боями.

Тогда же я другими глазами посмотрел и на таран.

В лето сорок второго мы обзавелись собственной лодкой. Сколько лет жили на Волге и не могли приобрести, а тут без отца по какому-то выгодному случаю недорого купили отличную двухпарку.

Лодка для семьи, живущей на Волге, — это все. Свои дрова, сено, дешевые овощи и фрукты из Заволжья, наконец, рыба. В тот день мы с Костей «заготавливали дрова»: ловили плывущие по реке бревна и, захватив их багром или накинув на бревно петлю, приплывали с ними к берегу. Скоро это занятие нам надоело, и мы махнули на левый, песчаный берег — покупаться.

Здесь было пустынно, только на отмели маячила одинокая фигура рыбака. Мы оставили лодку и, отойдя где поглубже, стали купаться.

Воздушный бой и в этот раз начался неожиданно. Самолеты сразу взревели над заволжским лесом. С пологого левого берега их было видно плохо. Они то устремлялись в безоблачное небо над Волгой, то уходили за лес.

Как падал самолет, мы прозевали, увидели лишь парашют. Белым облачком вспыхнул он почти над нами и начал падать прямо в реку. Остолбенело провожали его глазами, а ветерок тащил и тащил парашют над водой — все дальше от берега…

Первым опомнился рыбак, оказавшийся пареньком лет шестнадцати-семнадцати. Он остервенело стащил нашу лодку с отмели, направил в ту сторону, куда падал парашютист. Мы бросились за ним и на ходу вскочили в лодку. Парень и Костя налегли на весла, а я, ухватив кормовое, стал помогать им.

Лодка у нас быстрая, как огонь, и все же не успели. Летчик шлепнулся в воду, когда мы были метрах в трехстах от него. Он уже освободился от парашюта и плыл от него в сторону. На нас даже не посмотрел, вертел головой, оглядывался, а когда мы оказались рядом, прохрипел:

— Куда упал Колька?

— Не видели, — за всех нас ответил парень-рыбак и хотел было помочь летчику влезть в лодку, но тот молча и раздраженно отстранил его руку, жестом показал, чтобы я освободил корму, и через мгновение уже сидел на моем месте.

Мы заспешили к начавшему тонуть огромному белому полотнищу. Никогда не думал, что парашют такой большой — он чуть не утопил нашу лодку.

Летчик не помогал нам, лишь растерянно озирался. Если бы еще прежде мы не слышали его хриплое «Куда упал Колька?», то могли бы подумать, что он немец. Уж очень не боевой у него был вид. Палило солнце, а у летчика стучали зубы.

— Куда упал Николай? — повторил он. А когда рыбак снова ответил, что был только один его парашют, летчик выругался и отвернулся. Потом сел на дно лодки и стал стаскивать сапоги. Он сидел ко мне лицом. Сквозь мокрые русые волосы почти до самой макушки пробивались залысины. Лицо темное, прокопченное, с выпирающими крупными скулами. Глаза опущены, и мне показалось, что он плачет.

— Куда плыть? — спросил я у летчика, когда Костя с парнем втащили в лодку скрученные стропы.

Летчик не ответил. К нам уже спешил осводовский катерок. Он был крохотный, на него перешли летчик и рыбак, а парашют некуда было положить. Мы подали конец, и катерок бойко потащил нашу лодку за собой.

Шли к правому берегу под острым углом, прямо к пристани, которая находилась километрах в двух выше нашего поселка. Костя, пересев ко мне на корму, сказал:

— Он плакал, я видел…

Больше мы не говорили, а только смотрели на летчика. Он вдруг стал другим. Высокий и ладный в своем темном комбинезоне, стоял рядом с парнем-рыбаком и всю дорогу до пристани что-то горячо говорил. Стук мотора заглушал его голос. Несколько раз я слышал фразы: «…понимаешь, пятьсот сорок, пятьсот сорок». И опять злое: «Сволочи, расстреливают…»

Когда возвращались от пристани, парень показал нам отличный ножичек — подарок летчика — и стал рассказывать:

— Это Кравченко. Он в Испании воевал. У него две шпалы. Его уже третий раз сбивают. Кравченко говорит, что надо падать почти до земли, затяжным, а то все равно расстреляют в воздухе. Его друга, наверное, расстреляли. Ох и ругался же он, ох ругался!

Парень неожиданно умолкал, завороженно рассматривая пузатый ножичек. В нем было не меньше десятка приборов. Не ножичек, а сказка! Никогда не видел такого.