— А предки наши писали на бересте. Знаешь, что такое береста?
— Березовая кора, что ли?
— Именно. Эти письмена нашли под Новгородом. И так и назвали: новгородские берестяные грамоты.
Теперь Антон слушал внимательно.
— А чем вообще знаменит Новгород? Новгородским вече, то есть народным собранием. Вы в школе этого еще не проходили?
Антон мотнул головой.
— А «штандр» какое слово? — спросил он.
— «Штандр»? — дедушку вопрос озадачил. — Как ты сказал? «Штандр»? Видишь ли… А что, собственно, оно обозначает?
— Ну, это игра такая, — удивляясь, что дедушка сам не знает, объяснил Антон.
— Я думаю, венгерское, — решил дедушка. — У них есть имя Шандор. Шандор Петефи, великий венгерский поэт.
Миновали молочную, вышли на большую улицу. Здесь ходил троллейбус и ездили машины.
— Мне Люба говорила, она видела, как вчера папа приходил. Пока я в школе был. И как ты за ним по двору шел. А он спотыкался. Это правда? — вспомнил Антон.
— Что за Люба? — не понял дедушка.
— Ну, со двора.
Дедушка замедлил шаги, стал оглядываться по сторонам, как видно, собираясь перейти улицу.
— Вон там скверик, видишь? — показал рукой он. — Пойдем туда.
В скверике все дорожки были усыпаны опавшими листьями. Дедушка освободил от них край темно-зеленой, на ножках с копытцами скамейки, подстелил себе носовой платок, Антону — измятый кусок газеты, который разыскал в кармане макинтоша. Сел, оперся руками о трость. Резиновый набалдашник припечатал большой кленовый лист.
— Антон, ты мужчина, и я хочу поговорить с тобой об очень серьёзных вещах.
Дедушка посмотрел на него грозно из-под седых мохнатых бровей. Антона начал пробирать озноб. Вернулась тревога: что если мама просто не хотела его до поры до времени огорчать… Хотела посоветоваться с папой, — как лучше о готовящемся переводе сообщить. А дедушка сейчас все скажет. Он честный и строгий, не в его правилах увиливать от ответа, что-то скрывать. Все ясно. Стала бы учительница приходить из-за мелочей: начитанный, рассеянный?.. Наверняка была другая, веская причина.
Антон подобрался и впился ногтями в шершавый скамеечный брус.
— В жизни не все складывается, как нам хотелось бы, — оправдывая худшие подозрения, продолжал дедушка. — Ты это понимаешь?
Антон кивнул, чувствуя, еще чуть-чуть — и он заплачет от несправедливости и обиды.
— Так вот. У твоего папы очень сложный, период. Очень-очень. Это нужно понять. Не все это, к сожалению, понимают.
Антон ждал.
— К папе нужно относиться сейчас особенно заботливо. И в первую очередь помочь ему должен ты.
Антон больше на дедушку не смотрел, а устремил взгляд за чугунную низенькую ограду. Там спешили люди, проезжали «Победы», «Москвичи»…
В скверик вошла старушка с алюминиевым бидоном, тоже очистила скамейку от листьев, а потом села.
— Ты будешь относиться к нему заботливо? — спросил дедушка.
— Конечно.
— Это я и хотел от тебя услышать. Твой папа очень хороший. Если ребята из двора или кто-либо из взрослых будут спрашивать тебя о папе — ну, почему он не выходит на улицу… — Дедушка произнес это как-то особенно значительно, — ты скажи, что папа занят. Много работает. Понял?
Антону сделалось немного жарко. Он не мог понять, почему дедушка тянет, не произносит главного.
С кленов облетали «носики». Вращались в воздухе легкими пропеллерами.
Расщепив основание, «носик» можно прилепить на переносицу. Получится задранный, как у клоуна, зеленый нос.
— И давай договоримся. Если у тебя возникнут какие-то сомнения, приходи ко мне. Мы ведь мужчины, правда?
Озноб постепенно начал проходить. Антон понял, разговор касается только папы. Нет, дедушка, который всегда говорил, что мужчина должен смело смотреть трудностям в лицо, не стал бы вводить его в заблуждение. Когда Антону удаляли гланды, все его убеждали, будет не больно, а дедушка единственный, как взрослому, сказал: «Что поделаешь, придется потерпеть».
Сейчас он привычным движением извлек часы.
— Вот мы и поговорили. Однако теперь… Боюсь… Боюсь, назад к обещанному времени нам не успеть.
— Деда Митя, давай не пойдем в музей… — торопясь воспользоваться кратким мигом возникшей между ним и дедушкой сближенности, стал просить Антон. — Погуляем… А может, в зоомагазин? — отважился он.
— Да? — не очень уверенно, что с ним случалось крайне редко, вымолвил дедушка.
— Да, да! — предпринял отчаянную попытку Антон. — Только посмотрим, есть ли меченосцы…
Все давно было решено: и какой аквариум, и какие рыбки. Большой негде поставить. Папа предлагал в мастерской. Антон уклонялся. В мастерскую то можно входить, то нельзя… Маленький аквариум — тоже плохо. Некрасиво и рыбкам тесно.
Сошлись на среднем. А место — на мамином туалетном столике, ближе к стене. Мама дала согласие. Гроты и всякие прочие декоративные украшения не нужны. Ограничиться растениями: валлиснерией, кабомбой, водяным папоротником…
Рыбок тоже долго выбирали. Сперва хотели петушков. Удивительные создания: вьют гнезда! Но самцы-петушки очень драчливы. Иногда бьются до смертельного исхода. Значит, вместе можно держать только пару: самца и самочку. А выведутся мальки — все равно передерутся. Дай только подрасти.
Моллинезии? Черные-пречерные, ходят вверх-вниз, вверх-вниз. Папа их сравнивал с черными молниями. Но моллинезиям нужно много кислорода, моторчик для подкачки воздуха.
Золотые рыбки — тоже красивы, однако слишком уж велики и неповоротливы.
А меченосец рыбка и красивая, и не очень большая, и более-менее мирная. Несколько самцов и самок хорошо уживаются вместе. У самцов — отросток в виде меча на хвостовом плавнике…
Дедушка, поколебавшись, все же дал согласие. Антон вскочил со скамейки и понесся к выходу из скверика. Нетерпение и счастье распирали его. А дедушка так все медленно делал. Сложил носовой платок, спрятал его. Опираясь на трость, брел, утопая в листьях по щиколотку.
Шли тихими переулками, мимо домиков с лепными фасадами: львиные головы, диковинные птицы, человеческие фигуры с кувшинами самых разнообразных форм…
— Какая красота, — задирал голову дедушка. — А ты бы не хотел попробовать эти сценки нарисовать? Вон, где атлет останавливает коня… Пришли бы сюда с альбомом, позвали бы папу… Я думаю, папе это было бы очень приятно. А мне было бы приятно, если бы ты вновь начал заниматься музыкой. А какое ты сам будешь получать наслаждение!.. Пришел из школы и для отдыха, для себя — сел и часок поиграл… Три-ти-ти-ти-ти, — замурлыкал дедушка. — Что это за композитор? Какую я сейчас мелодию напел?
— Не знаю, — ответил Антон. — А правда, что наш переулок назван в честь отца или деда Германа?
Дедушка перестал мурлыкать.
— Какого Германа?
— Ну, он через дом от нас живет.
— Очень любопытно. Впервые об этом слышу.
Из тротуаров кое-где, ближе к проезжей части, торчали каменные, похожие на большой чертов палец столбики или темные металлические грибы — на шляпке грубоватый узор: полоски, кружочки… Раньше к этим столбикам извозчики привязывали лошадей. Сейчас они мешали проходу. А уж ночью и говорить нечего: в темноте можно запросто споткнуться и расквасить нос.
Антон загадал: пройдут ли они мимо разрушенной стены? Прошли, и он даже успел пробежать немного вдоль ее гребешка, который кое-где порос травой и мхом. Дедушка схватил его за руку
— Почему ты не можешь идти по дороге?
Конечно, он должен был проявлять послушание. Но не повернет же дедушка назад, если они почти пришли. И он успел еще раз наступить на серую замшелую полоску, чуть выступающую над гладким асфальтом.
Перед входом в магазин переминались с ноги на ногу и обшаривали прохожих взглядами хмурые мужчины с маленькими потертыми чемоданчиками. Вероятно, именно таких называл дедушка темными личностями. Большинство и точно были в черных и серых пальто. Открыть их чемоданчики — внутри окажутся банки с завинчивающимися пластмассовыми крышками. В банках — рыбки. По две, по три, по шесть.